1952-1956. Курсантская пора

За окнами моими Петергоф, Аннаполис - за окнами твоими... Читаем тот же том «Proceedings of...» , Не любим заниматься строевыми... Законы той страны и той поры, В которой «черт нас догадал родиться», Впитали мы. Как правила игры. И этим мы обучены гордиться! Нас Педагоги учат воевать И супостата люто ненавидеть, Сбивать, топить, громить, уничтожать И в том греха ни малого не видеть. Ты чувствуешь, что я хочу сказать? Нам предстоит друг друга убивать! ... Присвоив офицерские чины Оденут нас в красивые мундиры, Гордиться нами будут командиры, Мы станем горлохваты и задиры И девушки в нас будут влюблены... Мы — разновески на весах Войны, Хоть и твердят вокруг, что ради Мира! Биржевики, мошенники-проныры, Политики, фанатики, банкиры... Мы ЭТОЙ шайке, видимо, нужны! Прислушайся! Доспехи и секиры Куют средь предрассветной тишины! И, чуя кровь, злорадствуют вампиры! Прошли проверку и расчехлены Прицелы, дальномеры и визиры... Ты спишь еще? И даже видишь сны? ... Ты спишь еще! И даже видишь сны! Цветные кадры Мировой войны... Гремят разрывы! Небосвод трясется! Но твоему эсминцу удается, Неся свой искалеченный рангоут, Раздвинув дым завесы серебро, Воткнуть врагу торпеду под шпангоут, Как в драке нож вонзают под ребро! Еще! ...Совсем немножко!.. Fire! Go-o-a (!) I'll make'em kick the bucket! Sink'em all! Цветные кадры Мировой войны... Геройский бой на Тихом океане... Ты не был там. Все будто бы в тумане... И ты не рад, что это только сны? Два моряка со сходною судьбой За их разъединяющею далью... Я думаю, мне не дружить с тобой. Мы друг для друга - «Я» из Зазеркалья. У нас одной и той же вереницей Учений, развлечений, бранных дел Морская служба промелькнет-промчится. Нам по сердцу доставшийся удел Носить, как флаг, свой полосатый тельник! И может статься, что тебе и мне Придется сгинуть в черной глубине... А в черепе жить будет рак-отшельник! Аннаполис и Петергоф. Весна. За окнами - Холодная Война.

* Общее название серии реферативных журналов ряда научно-исследовательских институтов США. Поступали и в СССР. - А. С.

Мной облюбована для сна Площадка кормовой надстройки. С нее вся палуба видна. (Сплошные пробковые койки!) Спустилось солнце на покой. На оборотах самых малых Луна с отстреленной щекой Взошла и заблудилась в фалах. Над Балтикой антициклон И в небе ни единой тучки, И небосвод, и небосклон Содержат только звезд колючки. На рейд упала тишина И, засыпая, ловит ухо, Как утомленная волна Целует крейсерское брюхо.

* При температуре +25° по Цельсию и выше личному составу разрешалось ночью спать на верхней палубе. - А. С.

Мне приснился парад. Среди древних палат Громыхали оркестры литаврами. Полководцы с клинками На конях перед нами Гарцевали лихими кентаврами! Стих оркестров гул. Мы стоим «на-краул!», Тишиною объятые чуткою, А восторг и жуть Распирают грудь С позолоченной боцманской* дудкою! Самолеты в ряд В небесах летят И шары разноцветные гроздьями! Мы чеканим шаг, И плывет наш флаг Белым лебедем с алыми звездами! ... Воспоминаний Шагает строй. Такой недавний Пятьдесят второй. Осень прохладная, В руках винтовка. Предпарадная Подготовка. Блестят якоря На погонах с кантом. Винтовки в ряд Шагают с курсантами! Шаг упруг! Подбородок высок! - Эй, друг! Тяни носок! Р-раз-два! Р-раз... (Нет красивей нас!) - Р-раз-два-раз! Веселее глаз! Р-раз-два! Р-раз-два! Р-раз! - Сталин и Мао слушают нас! Слушают нас!.. - Где равнение! Опять по дуге? Отставить пение! К но-о-ге! - Товарищи! Слышали радио? Или опять проспали? На этом московском параде Будет присутствовать Сталин! - Р-раз-два! Р-раз! (В бой хоть сейчас!) - Р-раз-два! Р-раз! Нет сильнее нас! Что ни встанет на пути, Будет свалено! Мы несем в груди Образ Сталина! Всемирный светоч! Отец и вождь!.. К чему бы этот Осенний дождь? Облака Белесы иссера. На штыках Дождинки бисером. Ломота в плече, Шинель мокра. По спине ручей... - Ура! — Ур-р-ра-а-а! ... Много лет назад Был в Москве парад!

* Для парадных расчетов был изготовлен специальный комплект позолоченных боцманских дудок! - А. С.

Сугробными заносами Метелится метель. Идет под ручку с косами Курсантская шинель. Обычною уловкою Продляют путь, но вот - Последней остановкою Знакомый поворот И до-о-олгое прощание. Ведь встречи повторение «Раз в год по обещанию»! (Сколь редки увольнения!) ... Время в увольнительной записке Жесткою проставлено рукой! И пошел курсант, жуя ириски И скорбя об участи такой!

1. С юга, солнцем весенним согретого, Дует ветер не первый день. Мне порывами ветра этого Сбило голову набекрень! То, что час уже поздний, вижу я, Только разве захочешь спать, Если светит луна бесстыжая, А девчонка шальная и рыжая Разрешает себя целовать! 2. Полюбить — не большое диво! А полюбишь - хоть в петлю влазь! Я вчера целовал крапиву, О которую ты обожглась! 3. Ты - прекрасней, чем свет луны, Ароматней свежего сена, Голос мягче журчанья волны, Ты нежней, чем морская пена! Хочешь, радуги в тучах собрав, Их сиянием ночи заполню я? Или, хочешь, тебе для забав Притащу шаровую молнию? Для меня невозможного нет Ничего, что тебе ни взбредится! Что желаешь ты? Дай ответ! Хочешь, - шкуру с Большой Медведицы? 4. За твоими ресницами Космос, Необъятный и неосвоенный. Там полярных сияний космы Полыхают обеспокоенно. Верю я, в ускользающем Завтра Предстоит мне без лишних слов Стать заботливым колонизатором Приоткрывшихся новых миров! 5. Не пугайся, не бойся, не бейся! Все равно тебя изловлю! Колдовской одурманю песней, Словом ласковым отравлю... Все равно тебя изловлю! Не пугайся, не бойся, не бейся! Преступлю и закон, и обычай Ради нежной твоей любви, Ради милой моей добычи! Только ты меня позови! Ради нежной твоей любви Преступлю и закон, и обычай! Сладкой влагой твоих поцелуев Жажду горькую утолю! Испытаю радость хмельную! Я волнуюсь, ревную, люблю! Жажду горькую утолю Только влагой твоих поцелуев! В пылком гневе не розовей И на робость мою не надейся! ... Видишь, ты уже стала моей. Не пугайся, не бойся, не бейся!

Пролог: Ладья пробита! Сломана весло! И палубу водою заливает? Пехота не сдается, но число Бойцов неумолимо убывает! А кони ржут, превозмогая боль! Трубят слоны, неистовствуя в гневе! ... Вы видели, как шахматный король Рыдает по пропавшей королеве? 1. Вот и дождь зарядил опять... Настроение - как на пожарище! Мне сейчас бы какого товарища, Чтобы сразу сумел понять! ... Утро, вечер ли, ночь ли день, - У дороги с корою побитой Неприкаянный ёлкин пень С головою стоит непокрытой! Я - ладонью, но пальцев меж Пробивает дождем щетинистым, Капли шлепают в бритую плешь И текут по щекам морщинистым... Моросит... моросит... Тоскую же Не о том, что идут дожди. Ты мне пишешь: «Другую найди!», А найду ли другую такую же? 2. В небе луна косоротая пялится, Желтые блики бегут по откосу, Километр последний, ломая пальцы, Бросился поезду под колеса... Что-то на сердце не легчает... Опустел перрон. Не встречает. И фонарь головой качает: Не встречает... не встречает... Телефон! - Куда подевалась?! - Не дождалась... не дождалась... ... Небо последним огнем догорало. В воду валились горящие клочья. Солнце сложило лучи и упало В черную пасть ночи! 3. Я сижу навсегда покинутый. Навалились невзгоды кучею! На глазах, широко разинутых, Навернулась слеза горючая! Что мне делать? Пей да кончай тужить? Или - сникни в горе да наземь ляг? Присоветуйте, как мне дальше жить, Сине море да ты, мать-сыра земля! Тяжело мне, но я не сетую И в петле мне не быть веревчатой! Ой, ты - песня моя неспетая! Ой, гитара моя яровчата! Финал: Я лицедей и шут! Пусть горьки испытанья! Пусть поворот судьбы несправедлива крут! Пусть попрана любовь! Не надо состраданья! Не верьте мне! Я - лицедей и шут!

Запомни, первокурсник, что сейчас Твоя невеста ходит в пятый класс! Грызи науки вширь и вглубь, и ввысь, Ходи по девкам! Только не женись! Нет зрелища печальнее на свете, Чем флотский лейтенант, жена и дети! Ровесницы украсят твой досуг, Но избегай их тянущихся рук И не вводи надеждою в обман! Им лучший муж - армейский капитан! Нет зрелища печальнее на свете, Чем флотский лейтенант, жена и дети! Когда ж ты станешь опытный моряк (Погон - четырехзвездочный коньяк!), Перед тобою тут же рухнет ниц Шеренга институтских выпускниц! Бери лишь ту, что лучше всех на свете, И не заметишь, как настанут дети.

Любовь-любовью, но основное дело — обучение морской профессии — шло своим чередом.

Курсанты инженерного радиотехнического факультета Высшего военно-морского училища связи первую морскую корабельную практику имели на учебном корабле “Неман”, переоборудованном из трофейного немецкого корабля управления.

С той памятной поры прочно осели в памяти известные всем питерским морским курсантам имена и внешний вид балтийских маяков - всяческих Сескаров, Соммерсов и Тю-терсов (Большого и Малого). По загадочному стечению обстоятельств на первые дни похода командовать курсантской ротой до прибытия назначенного руководителя было поручено молодому офицеру политотдела училища, инструктору по комсомольской работе старшему лейтенанту Сироте (за эту грустную фамилию курсанты сочувственно прозвали его “Беспризорником”). Старший лейтенант отнесся к поручению ответственно. Как работник политотдела, отвечающий за “полиморсос” курсантов (т.е. за политико-моральное состояние), инструктируя всех, онпредписывал нетолькоблюсти дисциплину, но и выпускать “боевые листки”, отражая в них текущие успехи. Отдельное поручение было выдано курсанту “А” (Андрею), знавшему фотодело, - выпустить по материалам похода фотогазету. “А” сдуру взялся за это дело. Ассистировать ему (тоже сдуру) согласился “Б” (Борис), его друг.

Помочь вызвался один из старшин штурманской боевой части (тоже фотолюбитель). “Я всегда печатаю в румпельной выгородке, - сказал он, - и вас там пристрою. Мой увеличитель там уже стоит”. Пришли в румпельное помещение. Рулевые электрические машины, как им и положено, гудят и шевелятся, но беспорядок курсантов потряс. На палубе в случайных местах лежат какие-то измерительные приборы, повсюду валяются инструменты - пассатижи, отвертки, ключи. Часть стационарных приборов работающего оборудования вскрыта. С потолка свисают незакрепленные провода с оголенными концами. В углу на тумбочке стоит фотоувеличитель. Рядом на ящике ЗИП стоят ванночки с фотореактивами и ведро с водой. “Что за сарай?” - озадаченно спросили курсанты. - “Перед обедом осмотр машин начали. После обеда продолжим, - изрек старшина и добавил: - Мы всегда так делаем!” “А” и “Б” по молодости еще не знали, что последние слова старшины, произнесенные для оправдания бедлама, суть самая страшная из формул раздолбайства как матросов, так и их командиров всех степеней!

“Ничего! Вы только за провода не хватайтесь и в приборы не лезьте! Питание к увеличителю я подведу сам!” Старшина скрылся за переборкой и вылез оттуда с электророзеткой на длинном проводе. Почему-то дернул провод. Вероятно, проверяя надежность контакта. За переборкой что-то затрещало, в дверном проеме полыхнул слегка и погас отблеск вспышки пламени. Ничего больше не случилось, только тон гудения машин рулевого привода будто бы изменился. Старшина, однако, не проявил признаков беспокойства или озабоченности. “Ну, я пошел! Работайте!” — сказал он и слинял, выключив общий свет.

* 3ИП — запасное имущество и приспособления.— А. С.

А произошло следующее: бравый разгильдяй, он же фотолюбитель от штурманской боевой части, в поисках питания для увеличителя закоротил-таки один из приборов, управляющих рулевой машиной. Та положила руль на левый борт и замерла в этом положении. Неплановая циркуляция корабля в районе оживленного судоходства всполошила командование. Виновников (якобы) аварии рулевой машины “продал” сдрейфивший фотолюбитель-старшина (паскуда!). Все в итоге обошлось. Корабль постоял минут двадцать на стопе. Неисправность устранили заменой одного из предохранителей. Поход продолжался.

Отхохотавшнсь, Прибой перечеркнул последние слова и записал: “За нарушение корабельных правил”. Потом вызвал “виновников ЧП” и медленно, но четко произнес: “Запомните, салаги, "Беспризорник", в сущности, прав! Любое нарушение корабельных правил чревато гибелью корабля!” “А” и “Б” запомнили.

Упомянутые ранее, но уже четверокурсники, “А” и “Б” курсанты Высшего военно-морского училища связи (радиотехнический инженерный факультет, второй набор) на корабельной практике оказались расписанными в расчет боевого поста гидроакустического наблюдения на легком крейсере “Александр Невский”, который в то время (июль 1954 г.) был флагманским кораблем эскадры Северного флота, отправлявшейся в сбор - поход по морю Баренца.

Старшина поста, по возрасту года на три-четыре старше курсантов, поначалу взял было покровительственный тон во взаимоотношениях, но быстро установив, что “курсачи” в схемах кумекают не хуже него, станцию знают, а кое в чем могут и его поучить, сменил покровительственно-снисходительную интонацию на сугубо уважительную. Разрешил звать себя просто Митя и установил на боевом посту для курсантов (совсем не заносчивых!) режим наибольшего благоприятствования. Самым яркий проявлением этого факта было предложение старшины “бросить на пальцах”, кому из гостей спать на его “старшинской столешнице”. Поломались, но бросили. Досталось “Б”. Так как крейсер шел шестнадцатью узлами в Мотовский залив и вахта была закрыта, то тут же выключили свет и разместились: “Б” - на столешнице, а остальные - на палубе. Кто как. Старшина в привычной позе “в угол головой”, но уже не на столешнице, а вдоль левой бортовой переборки. Под шорох буруна за бортом заснули быстро.

Резкий звон колоколов громкого боя и корабельная трансляция, объявившая постановку на якорь, разбудили всех мгновенно. Старшине следовало доложить на БИП (Боевой информационный пост крейсера) о готовности гидроакустического поста. Однако в темноте рубки слышались лишь какие-то стоны, всхлипы и поскребывания. Зная о недопустимости задержки с докладом, к неоновой лампочке телефона кинулся младший гидроакустик и доложил, как положено. “Б” щелкнул выключателем, расположенным рядом с его “спальным местом”, и включил свет. Посреди палубы сидел старшина Митя, бледный до голубизны, с вылупленными глазами. Покрутив головой старшина, несколько раз крепчайшим образом выругался. Бледность отошла. “Чтоб я, м-моряк Белов, когда-нибудь так пугался! Такого не было! И не дай бог, чтобы повторилось! Помру! Ведь я, кретин, край столешницы искал! Соскочить не мог! Ребята! О моем позоре - молчок! Годки засмеют!” Но сам же вечером в кубрике взахлеб рассказывал весело регочущей братии из радиотехнической службы, как он стал маленьким, как таракан, и долго-долго полз к краю столешницы, а его все не было!

Солнечным утром следующего дня крейсер стоял на якоре под южным берегом знаменитого полуострова Рыбачий в средней части Мотовского залива, назначенного местом сбора эскадры. Корабли подходили. Эсминцы, сторожевики. Выполняли ритуал обмена опознавательными и позывными сигналами. Занимали свои “точки”. На выходе из залива в Баренцево море (так оно писалось в те годы на морских картах) стоял в дежурстве сторожевой корабль, ведущий непрерывное зрительное, радиолокационное и гидроакустическое наблюдение за обстановкой. Примерно в десять часов поутру с дежурного корабля на БИП “Александра Невского” (флагмана) поступило сообщение: “Имею контакт с подводной целью. Пеленг...; дистанция...; скорость полтора узла, входит в залив”.

Боевая тревога разметала команду крейсера по боевым постам. На гидроакустическом посту была открыта вахта шумопеленгования. Но, несмотря на отсутствие помех (крейсер-то стоял на якоре!), никаких шумов винтов не обнаружилось. Старшина Белов с надетым телефонным гарнитуром казался воплощением внимания. Мягкими движениями руки он медленно вращал рукоятку контроллера и прослушивал горизонт градус за градусом. “А” и “Б” с волнением и интересом наблюдали за боевой работой акустиков. Вдруг лицо старшины прояснилось: “Слабый шум по пеленгу... Обороты винта не подсчитываются!”, в ответ удовлетворенный голос с БИПа: “Направление на шум соответствует предполагаемому месту цели! Перейти в гидролокационный режим!” Акустик Вася скрипел карандашом, записывая все доклады и команды в вахтенный журнал. Уши его алели. От волнения. Не меньше его волновались и курсанты. Непонятными были лишь спокойствие старшины, который после обнаружения шума как-то даже расслабился, и весьма спокойный тон команды с БИПа, а ведь обнаружена была подводная цель! В закрытом районе!

Я знаю, вы (ни в жизнь!) не слышали - У вас профессия не та! - Как стаи рыб пищат по-мышьему И бьется сердце у кита! Мне ж в память врезаны, как борозды, И не уйдут из головы Такие слуховые образы, Каких не слыхивали вы! Густые инфра-колебания Обеспокоенных глубин И в них змеиное шуршание Американских субмарин. Касаток посвисты и щебеты (Снующих рядом и окрест), Невнятные стенанья-лепеты Еще неузнанных существ! Следя за стрелкой ритмо-таймера, Я изучал шумы винтов Турбинных океанских лайнеров И быстроходных транспортов... ... И снятся мне до утра раннего (Всю ночь, бывает, напролет) Дыханье чрева океаньего И "гад морских подводный ход"!

Оба мичмана-курсанта (“А” и “Б”) уже с осени минувшего года догадывались, что им предстоит служба на подводных лодках. Именно тогда в Училище прибыл некий капитан-лейтенант из Управления кадров ВМФ и, проработав пару дней с личными делами выпускников, на третий день стал вызывать курсантов по одному для собеседования. Всего “собеседования” удостоилось чуть более двух десятков из более чем сотни человек выпускной роты. Всем задавался практически один и тот же вопрос: “Согласились бы вы в дальнейшем служить на подводных лодках?” Большинство не возражало, обретая тем самым уверенность в своем будущем. У “А” и “Б” такой уверенности не возникло. Ее место заняло ожидание чего-то не вполне обычного. Им при “собеседовании” было лишь обещано иметь дело с новой техникой, но где она будет размещаться и на каких носителях, сказано не было “из соображений секретности”. Загадочность подкупала. Согласились оба, не израсходовав даже тридцати секунд, отведенныхдля раздумий.

Атомные энергетические установки в принципе не исключались, но о них говорилось глухо. Уже плавающие американские “Наутилус” и “Си вулф” в прессе именовались “оружием агрессии”, необходимым лишь силам, мечтающим о господстве в Мировом океане. Правда, во всю расхваливалась “первая в мире атомная электростанция”, запущенная где-то под Москвой. Но то, что она была построена как прототип атомной энергетической установки для отечественных подводных лодок, и то, что на ее реакторах отрабатывались подводники электромеханических специальностей, в средствах массовой информации, естественно, не сообщалось.

Нет случая, чтобы при разговоре о контрольных прострел-ках торпедных аппаратов водой или воздухом подводники бы не вспомнили о каком-либо казусе, с этим связанным! Количество казусов неисчислимо. Во время своей стажировки об одном из таких случаев я услышал от торпедиста Ильяса Энгельса. Он при прострелке аппарата воздухом в отсек забыл, что в нем (аппарате) лежат (им же, Ильясом, уложенные!) брюки “первого срока”, тщательно отутюженные для вечернего похода на танцы. Воздух высокого давления вынес несчастные портки в отсек и разнес их в клочья на первой же стойке для трехъярусных коек!

Передние крышки торпедных аппаратов раскрылись. На торпедолове проявили интерес и зубоскальство по поводу того, что подводная лодка “каши просит!” Ухнул выстрел воздухом из первого, второго и остальных торпедных аппаратов. Уже на втором шумном “выдохе” зубоскальство прекратилось, а у зрителей, вольных и невольных, глаза от потрясения выпучились! Ярко-пламенного цвета облако выметнулось из второго торпедного аппарата и быстро осело на торпедолов и ближайшие его окрестности! Торпедолов и вся его команда оказались окрашенными в ярко-морковный цвет. Скачущая и орущая команда торпедолова походила на артистов кордебалета, изображавших шабаш в эпизоде “Вальпургиева ночь” из оперы Гуно “Фауст”.

Началось разбирательство. Выяснилось, что боцман накануне достал для лодочных работ треть фанерного бочонка свинцового сурика и с разрешения минера упрятал его во второй торпедный аппарат. Минер тут же забыл об этом. При прострелке бочонок разнесло в щепу, а сурик оказался использован не по назначению. Вот и все. Чем закончилось - не знаю. Стажировка завершилась, и я вместе с “Б” убыл в училище.

Солнце сыплет лучей латунь, По-июльски жарок июнь, Вдоль проспектов стригут газоны. Примеряют курсанты погоны Лейтенантов Российского Флота, А вокруг чертежи, расчеты, Горы книг, номограмм, конспектов, Впереди защита проектов! И затем - по морям, по волнам! Там сбываться курсантским снам, Там работать во имя Флота, Там падения будут и взлеты, Там матросы... матросы... матросы... Там фатальные встанут вопросы: - Так чему же меня учили? - То ли мне исполнять поручили? - Что за штука стоит у причала? - Не начать ли нам все сначала!