Арктика. Ноябрь 1990 года. Самолет нес меня над белым простором. Северный океан с высоты выглядит взморщенным голубым киселем. А вот и первые льдины. Они белеют толченой скорлупой. Очень скоро голубое исчезнет под белым - пошла сплошная заснеженная равнина.

Ледовитый океан плывет под крылом растресканный, словно бок разбитого гигантского белого кувшина. Трещины всех стадий разрушения: от волосяных линий первого надлома до рваных промежутков между крупными его кусками. Изломы иных длинны и извилисты, словно реки; зигзаги других расчерчены как по линейке...

Самолет полярной авиации держит курс к проливу Вилькицкого. Мы летим вдоль Главного Северного морского пути. Я пытаюсь представить себе, каким он открывался с обледеневших мостиков "Таймыра" и "Вайгача". Белые льдины, надломленные кованым форштевнем, наверное, нехотя расступались, точно раздвигались заколдованные врата неприступного чертога. Ледоколы переходили из "одного зала в другой", из бухты в бухту, из моря в море, а ледяные створки сходились за кормой. И кто знал, может быть, навсегда замыкали путь назад, да и путь вперед мог пресечься в любую минуту. Они-таки сомкнулись, и суда вмерзли на всю стосуточную ночь.

Как бы ни обвиняли царское правительство в рутине и недальновидности, но именно оно положило начало государственному освоению великого Северного пути.

При нашей любви присваивать всему, что бы то ни было имена, среди претендентов для присвоения своего имени Главному Северному морскому пути вполне бы мог быть А. В. Колчак.

Может быть, наши незашоренные потомки, отдавая за нас наши долги, так и назовут эту трассу. Ведь именно Колчак непосредственно участвовал в арктических экспедициях. Затем, как в свое время адмирал Макаров, он задумал и разработал специальный тип арктического судна - ледокольный транспорт. Под его наблюдением строились "Таймыр" и "Вайгач". Именно он повел их к месту старта - во Владивосток. Потом уже запущенное им дело вершилось без него. Но до последних дней жизни компасная стрелка его души смотрела на Север.
В 1903 г. лейтенант Колчак, обследуя остров Беннета, провалился под лед. Он потерял сознание от холодного шока и был вытащен боцманом Бегичевым. В 1921 г. адмирал Колчак, точнее, его тело с расстрельной пулей в сердце ушло под лед Ангары. Трагический парафраз судьбы?

Во время арктического шоу в августе 1977 г. на Северном полюсе с борта атомного ледокола "Арктика" на дно океана ушла капсула, туго набитая "документами века": проектом Конституции СССР, текстом перелицованного Гимна, номерами газеты "Правда" с обсуждением Основного Закона... Не было там только имен первопроходцев этого пути. Они остались лишь на карте, по которой штурманы "Арктики" прокладывали свой маршрут. Да и то не все имена.

Таллинн. Зима 1990 года. Люблю этот город с той давней поры, когда студентом прикатил на зимние каникулы и тихо обмер, выйдя на заснеженную Ратушную площадь. Последние пять лет я вновь зачастил в Таллинн на "цусимские дни", которые благодаря стараниям клуба морской старины "Штадт Ревель" отмечаются здесь торжественно и проникновенно.

В этот приезд глава клуба бывший боцман водолазного судна Владимир Владимирович Верзунов, сын донского казака и ладожской эстонки, привел меня на старинное русское кладбище и зажег свечу на могиле Игоря Северянина. Потом прочитал глуховатым голосом:

Упорно грезится мне Ревель
И старый парк Катеринталь...
...И лабиринты узких улиц,
И вид на море из домов,
И вкус холодных, скользких устриц,
И мудрость северных умов

Едва он произнес первые две строчки, как я вздрогнул, будто услышал пароль. Берлин. Фронау. Буддистский храм. Сеанс медитации. Новопашенный. Транзе... И я задал ему вопрос, которому он ничуть не удивился: не знакома ли ему фамилия Транзе?

- Знакома. Братья Транзе дружили с Игорем Северяниным. Они жили неподалеку от Тойлы, дачи Северянина. А я учился в мореходке вместе с Лео, внуком младшего из братьев этого семейства - Леонида Транзе.

Так северянинской строкой замкнулся этот круг. Берлин - Москва - Ленинград - Таллинн.

Новопашенный - Северянин - Верзунов - Транзе.

- Кстати, жив еще и сам Леонид Александрович Транзе. Ему за девяносто. Он тоже, как и Александр, Владимир, Николай, учился в Морском корпусе. Но... не окончил его, так как попал в "досрочный" советский выпуск восемнадцатого года. И живет он не так далеко - в Локсе.

На другой день мы ехали в небольшой приморский городок, что в полусотне километров от Таллинна. Мне до самого конца не верилось в возможность такой встречи.

Локса. Сосновый рай почти курортного городка. Частные домики, ухоженные на немецкий манер.

Коттеджик с мансардой, садик, двор. Нас встречают хозяева, давние знакомые Верзунова, и, подготовив старца, ведут к нему по крутой деревянной лестнице.

Волнуюсь. Последний представитель корневитого морского рода. Последний из моряков Транзе. Последний из гардемаринов Морского корпуса. Год недоyчился до производства в офицеры

Комнатка в мансарде. Сухонький старичок с лицом доброго гнома. В зеленом вельветовом картузе с козырьком, прикрывающим глаза от лишнего света. Темная прозрачная кожа глиняно-холодных и тяжелых рук. Он словно водолаз-глубоководник, который ушел на запредельную глубину времени - из своего девятнадцатого века в конец нашего двадцатого. Эк его обжала толща времени... У него не осталось ровесников - чужое время, незнакомые лица, далекие потомки.

В этой мансардной комнатке он живет уже много лет. Я оглядываю ее, как осматривают батискаф, совершивший рекордное погружение. Икона Спаса в красном углу, сварная печь-плита вроде "буржуйки", часы-кукушка в резном футляре, тарелка с россыпью таблеток, стоечка на колесиках - для передвижений по комнате, посох-конь...

Леонид Александрович Транзе - 5-й. Он очень рад нашему визиту... Семьдесят лет никто не называл ему этих имен - Новопашенный, Жохов, Вилькицкий. Они звучат для него как пароль. Он готов рассказать нам то, чего никому не рассказывал. У него "дальнозоркая" память. Он помнит вопросы на экзамене по военно-морской географии, которые задавал ему преподаватель - брат лейтенанта Шмидта - Владимир Петрович. Он помнит прозвища воспитателей и гардемаринские песенки. Но порой забывает имена внуков и правнуков.

Конечно же, он мечтал о дальних морских плаваниях (какие совершал отец), о морских сражениях (в каких участвовал старший брат Александр), об открытии новых земель (какие открывал брат Николай), а выпало всю жизнь работать на земле - добывал диамид, рубил сланец, возделывал виноградники во Франции. Правда, рыбачил, жил в Тойле, где стоял дом Игоря Северянина, хорошо знал поэта и даже прочитал на память era строчки: "Тринадцать раз цвела сирень, тринадцать весен отшумело..." Однажды весной рыбацкий бот Леонида Транзе затерло льдами и унесло в море. Они с другом выбирались несколько суток, оба обморозились. Кожа с рук Транзе слезла как перчатки, и этот жутковатый "сувенир" взял на память лечивший их врач. А друг не выжил и, умирая, просил Леонида жениться на его красавице жене. На роду им было написано, что ли, быть душе-приказчиками умирающих друзей? Как Николай исполнил последнее желание Жохова, так и Леонид выполнил волю друга. А над его могилой прочел эпитафию Жохова, которую и сейчас прочел нам с Верзуновым без запинки, как некий завет, принятый от брата.

Под глыбой льда холодного Таймыра...
Могила глубока, как бездна Тускароры,
Как милой женщины любимые глаза.

- А что такое бездна Тускароры? - спросил я.
- Это глубоководная впадина у Курильских островов, которую исследовал "Таймыр".

Последний из гардемаринов Леонид Александрович Транзе закончил свою полувековую трудовую карьеру работником лесного склада местной судоверфи. Потом, узнав об этом, племянник Жохова воскликнет в Москве: "Да мы, оказывается, в одно время с ним в Локсе работали! И не знали друг друга..."

Этот круг - Жохов - Транзе - судьба не замкнула.

Старик слышал неважно. Я, напрягая голос, обращался к нему, в его 1915-й, в начало века, а его память выносила имена, названия, даты, и они застывали на пленке диктофона.

- Как сложилась судьба Николая Транзе?
- Николая? - переспрашивал старец. - Николая... Он командовал эсминцем "Молодецкий" и в 18-м году привел его из Гельсингфорса в Кронштадт. Ледовый поход Щастного... Они спасли Балтфлот, но Щастного расстреляли. Негодяи!.. (Ему и в 93 не простить той общей моряцкой обиды). Эсминец "Молодецкий" поставили на хранение, точнее говоря, на корабельное кладбище, где потом, в 23-м, и порезали. А Николая списали на берег, как-то забыли о нем, что и спасло его от расправ... Александра-то трижды арестовывали... Офицеров тогда стреляли пачками. Красный террор. Ну, Николай не стал дожидаться. Сговорился с одним контрабандистом, и тот за большие деньги взялся переправить брата и жену его в Швецию. В Финляндию он не хотел... Ушли ночью. Попали в шторм. Испортился мотор. С жизнью прощались. Жена поседела... Николай в технике разбирался. Мотор починил. Высадились в Швеции... Ну а дочь-то их с нами под Лугой осталась. Тут как раз Юденич на Питер пошел. В 19-м году. Прошли белые через Лугу, через наше село и встали под Гатчиной. Всех взбудоражили. Ну я, как бывший гардемарин, военный человек, пошел с белыми на фронт...

Николай потом на меня очень сердился: "Дурак! Мы с Сашей за тебя вот так навоевались. Ты за землю держись. Земля никогда не изменит".

- Когда вы с Николаем последний раз виделись?
- А в том же девятнадцатом, когда Юденич назад пошел. Мы на семейном совете тоже решили: надо уходить - добра не будет. Сложили кой-какое имущество на телегу, детей посадили, отца с матерью - и в путь. Всех лошадей у нас по конной мобилизации еще в войну взяли. А одного конька - ох, хорош был - я берег. В лесу прятал. Он нас всех и спас.

Только уехали из дому, как там сразу погром начался. Все вещи унесли, дом сожгли, скотный двор спалили, даже лодочный сарай...

Остановились мы на ночлег в селе Осмино Гдовского уезда. Вдруг стук в окно. Николай! Вернулся за дочерью. Как он нас отыскал, одному Богу известно. Пришел из Швеции в Ревель на английском миноносце, по расспросам узнал, где мы. И вот нашел, дочку забрал и уехал. Не знали мы с ним, что в последний раз обнялись...

- А что с ним случилось?
- Что с нами со всеми случалось? Жизнь разбросала. Мы в Эстонии, друг отца приютил - Клапье-де-Колонг, флагманский штурман эскадры Рожественского, у него ферма в Онтике была...

Сестра Тамара - в Ленинграде, Александр - в Дании, Николай - в Норвегии. У него ж ни копейки за душой. Вот нанялся рабочим на угольные копи Шпицбергена. Все к любимому Северу поближе. Чуть в шахте его не завалило. Вернулся. Немного рыбачил. Скопил кое-каких деньжонок, там в Норвегии ему и бывшие сослуживцы помогли, кто из офицеров флота остался... Вот они и устроили его судомойкой на пассажирский трансатлантический лайнер "Ос-кар II". Это чтоб в Америку ему перебраться. На жену с дочерью денег не хватало, они пока остались в Швеции.
- А зачем он отправился в Америку?
- Тут такое дело... Американцы еще во времена первых походов "Таймыра" и "Вайгача" проявляли большой интерес к результатам экспедиции. Оба ледокола заходили на Аляску...

Николай был образцовым вахтенным начальником. Он хорошо фотографировал и заснял многие участки побережья, которые даже в лоциях описаны не были. Все снимки и их негативы остались у сестры Тамары. Она жила в Ленинграде, и брат очень сокрушался: "Эх, мне бы эти снимки сейчас. Я бы сразу из нищеты выбрался".

В двадцать втором сестра выехала в Эстонию. Каким-то чудом ей удалось перевезти через границу эти снимки.

Вот с ними-то он и отправился в Америку. Весь рейс мыл посуду. По две тысячи тарелок в сутки. Уставал страшно... Снимки, которые он доставил в Америку, потрясли географическую общественность. Через какое-то время был издан отдельный фотоальбом, а потом и книга об открытии Северной земли. Николай сразу сделался состоятельным человеком. Выписал в Америку жену и дочь, купил участок в штате Огайо (местечко Дрезден) и своими руками срубил хутор. Построил бревенчатый дом, который все в округе прозвали "Русской избой". Там он и скончался в шестидесятых годах. Было ему за семьдесят, но до последних лет он держал в руках топор - трудился...

Мичман Николай Александрович фон Транзе

Вот такая судьба. Пожалуй, самая счастливая, если сравнивать ее с участью остальных искателей "блаженной земли".

Кстати, Николай Транзе-2-й прислал тот альбом младшим братьям в Эстонию. Старший из братьев Александр Транзе - 1-й тоже прислал им из Копенгагена свою книгу - сборник воспоминаний офицеров-цусимцев - "С эскадрой Рожественского". На титуле сделал надпись: "Один из авторов и переплетчик этой книги - А. фон Транзе". Книга была заключена в вечный переплет выделанной акульей кожи. Одна из этих двух книг сохранилась до наших дней, а вот альбом Николая сгорел в пожаре войны - во время одной из бомбардировок Таллинна.

Я думаю, что, если бы Фабиан Рунд не увлекся так поиском подлинных негативов, он вполне бы мог узнать о существовании этих фотоальбомов.