Никакой информации - шли вслепую, или вглухую...
Решено было идти напрямик курсом почти восточным, чтобы выйти к северной
оконечности Новой Земли, а оттуда, таясь вдоль побережья, спускаться к югу,
начиная выходить в эфир для связи с русскими."
Хриплый Дик, уже прошедший однажды с караваном до России, был настроен,
не в пример другим, весьма оптимистично;
- Русские очень внимательно несут службу. Как только их эсминцы зажмут
нас в свой ордер, ты можешь играть на банджо сколько тебе влезет... Немцы
уже не проскочат!
- У них здесь разве большой флот? - спросил Брэнгвин.
- Да нет, флот как раз маленький.
- Как же они умудряются проводить нас без потерь?
Хриплый Дик сплюнул на ветер, чтобы плевок отнесло за борт, и поддернул
спадавшие штаны.
- А черт их там разберет, этих русских, - сказал он, почесав спину о
пиллерс. - Я и сам не знаю, как они это делают. Но у них, поверь мне, это
здорово получается...
Транспорт-сухогруз шел нормально, и погода могла бы только радовать. Но
теперь она скорее пугала - слишком спокойно море, слишком ясны небеса.
Первый самолет-разведчик противника облетел транспорт так низко, что едва
не задел мачты, и Брэнгвин сказал штурману:
- Вот, кажется, сейчас начнется вибрация души и тела. Мой приятель Сварт
изучил уже молитвенник наизусть...
Самолет удалился, но в команде многие уже "завибрировали".
- Может, его надо шарахнуть из "эрликонов"?
- А что нам это даст? - горько усмехнулся штурман. - Он, едва заметив
нас, уже успел передать наши координаты...
Из каюты поднялся на мостик заспанный капитан.
- Что тут было без меня? - спросил недовольно.
- Мы тут корчимся от смеха, сэр... Нас засекли, и сейчас немцы устроят
всем нам показательный заплыв на короткую дистанцию.
- Боцман! - приказал кэп. - Проверьте на спасательных плотах наличие
банок с тушенкой и анкерки с водой из запаса неприкосновенности... Также и
весла! Не извели ли их наши матросы на зубочистки?
- О нет, сэр, - с издевкою отвечал Брэнгвин,- мы еще не дошли до того,
чтобы веслами чистить зубы. Для этого мы использовали клавиши от вашей
фисгармонии...
- У нас, - вставил штурман, - еще и катер под капотом.
- Какой вы умный у меня! - восхитился кэп. - Так и быть, я заберу вас на
катер... вас обоих!
И капитан потащился обратно в каюту, волоча по ступеням трапа полы
халата.
- Каботажник много берет на себя,-сказал Брэнгвин. - Ему кажется, что он
плывет по родимой речке... Он даже не понимает, что плот в океане надежней
катера! Удивительный народ эти дураки. Я бы стал их коллекционировать, если
бы они стоили дешевле умных...
Полярный океан почти ласково стелил перед ними свои зеленоватые, как
японская яшма, воды. После полудня пришли немецкие самолеты с бомбами
(торпеды они берегли). Глядя, как они заходят для метания, Брэнгвин
отодвинул ветровое стекло, чтобы лучше видеть маневры противника...
- У вас руки не заняты, сэр,- попросил он штурмана, - так суньте мне в
морду бутылкой, пока не поздно...
Штурман, как заботливая нянька, дал ему пососать виски, и Брэнгвин стал
отрабатывать рулем уклонения корабля от бомб. Он не сплоховал - две атаки
прошли впустую, бомбы взорвали воду по бортам.
- Почему молчат наши "эрликоны"?! - орал Брэнгвин, орудуя манипуляторами.
- Или наш кэп договорился с Адольфом?
Тут их и накрыло. Бомба пронизала полубак, рванув отсеки в оглушительной
вспышке. Словно рельсы, выперло наружу стальные бимсы. Волна горячего
воздуха закручивала железо палубы в уродливый массивный рулон. Бомба не
дошла до днища и то хорошо. Корабль долго трясло в никому не понятном
грохоте. Это произошла самоотдача якорей, и они долго, минуты три подряд,
убегали в пучину, пока не кончились цепи; сорвав за собой крепления
жвакагалсов, якоря ушли в океан навсегда...
Кто-то заорал в дыму начавшегося пожара. Другой лежал, тряпкой провисая
через поручни, и медленно скатился за борт вниз головой. Ветром чуть
отнесло дым, и первая кровь, увиденная Брэнгвином, показалась ему такой
яркой, такой неестественной, что Брэнгвин даже не поверил, что это кровь...
Под ногами визжало битое стекло. Когда вылетели рубочные окна - не
заметил. Штурман стоял рядом и лицо его было ужасно - в страшных порезах.
Стекла, разлетевшиеся острыми клинками, распороли нос, щеки, уши - он
заливался кровью!
- Брэнгвин, помогите... я ничего не вижу...
Брэнгвин еще раз глянул на пробоину в полубаке, откуда уже с гулом
выхлопнул первый язык огня.
Трубы водяных гидрантов или перебило, или так уж было задумано раньше,
чтобы они не работали. Ни один "минимакс" на корабле не действовал.
Пеногоны жалобно шипели, и только!
- Зато у нас нет пятен на костюмах, сообщил Брэнгвин.
Он срывал подряд все "минимаксы", нещадно бил их капсюлями о палубу. Один
сработал - тетрахлорметанавая струя ударила по пламени, словно кулаком,
загоняя огонь в глубину трюма. Визжа от боли и ожогов, Брэнгвин прыгал по
развороченной палубе, рискуя свалиться в жерло трюмного вулкана. Но огонь
пошел дальше, и люди, побросав пеногоны, отступили...
Капитан в том же боксерском халате, стоя в сторонке, ротозеем глядел на
пожар. Брэнгвин подскочил к нему:
- Прикажите впустить забортную воду.
Кажется, он принял Брэнгвина за сумасшедшего, который хочет затопить
корабль... Дурак! Брэнгвия спустился вниз. В холодном отсеке, возле самого
днища, горели тусклые лампы, Тяжело и громко дыша, Брэнгвин ползал среди
заржавелых клапанов. "Этот... или не этот?" Маховик с трудом провернулся в
его руках. Он приложил руку к переборке и тут же отдернул ее, заорав:
переборка была раскаленной, как утюг. Она стала шипеть, значит, вода пошла
из-за борта, значит все правильно... Транспорт сразу получил сильный
дифферент на нос, волны полезли к нему на палубу, но пожар прекратился.
Четырех убитых при взрыве сложили на спардеке.
- Они спали... им как раз в ноль-шесть на вахту!
Брэнгвин нашел на рострах чью-то ногу.
- Эй, признавайтесь по чести - чья нога?
Четверо лежали на спардеке - все с ногами.
- Это нога Хриплого Дика,- сказал радист в испуге. - Он всегда носил
старомодные носки без резинок...
Самого же боцмана не нашли. Видать, его шибануло за борт. Сильно
размахнувшись, Брэнгвин отправил в море и ногу.
Мертвых, чтобы они не портили настроение живым, быстро покидали за борт.
На возвышенности спардека с требником в руках стоял бледный Сварт, посылая
в небо молитвы.
Он был вдохновенен и прекрасен в этот момент. Брэнгвин не удержался,
чтобы не хлопнуть его по жирной заднице.
- Только бы нам, старушка, добраться до Мурманска, - сказал он Сварту, -
а там мы напьемся с тобой так, что русские нас никогда не забудут...
Он навестил штурмана в его каюте, пришел к выводу:
- Это еще не нокаут... пока лишь нокдаун, сэр!
Штурман попросил сделать ему укол меффия. Брэнгвин никогда никому не
делал уколов. Но решительно отбил головку на ампуле. Засосал в шприц мутную
жидкость.
- Ничего в жизни делать я не умею, но за все берусь...
И засадил в тело иглу. Потом отбросил шприц, как гвоздь.
- И кажется, - заключил, - мне все понемножку удается...
На верхней палубе взвизгнула кран-балка на развороте.
- Ого! Я вас покину...
Кран-балка уже держала на талях полуспущенный катер. Под капот его летели
вперемешку одеяла, банки со сгущенкой, пузатые банки мясных консервов.
Капитан транспорта и несколько человек из команды покидали корабль.
- Кэп, - сказал Брэнгвин капитану, - вам примерно пятьдесят. А мне
двадцать семь, и я хочу жить не меньше вашей особы... Не лучше ли нам
посмотреть на русских?
- Смотри! Где ты их увидел? Где они, твои русские?
- В русские корабли,- продолжал Брэнгвин,- Адольф тоже кидает бомбы. В
них такие же дырки от торпед, как и в наших кораблях. А тонут они меньше
нас... Почему бы это, кэп?
- Спроси у них,- огрызнулся капитан.
- Потому что они борются за свои корабли. А жизнь корабля - это жизнь
моряка. Пока палуба дрожит под ногами, моряк живет. Не будем же раньше
времени раскидывать кости от собственных скелетов... Я сказал, что думаю,
кэп!
Капитан сплюнул.
- Сварт, поговори ты, - обратился Брэнгвин к приятелю. - Скажи как
следует. Представь, что ты нарвался на девку, которая тебе не дается... Это
ужасно! Что ты сказал бы ей, Сварт?
Сварт шагнул к капитану. Упрятав молитвенник в карман.
- Кэп! Приходилось ли вам в тихом семейном кругу открывать банку с
рольмопсом?
- Бывало... - рыкнул капитан и дал Сварту в ухо.
Сварт отскочил и сказал Брэнгвину:
- Он не дает мне довести мою мысль до конца!
Брэнгвин взял капитана левой рукой за грудь, причем весь свитер собрался
жгутом в кулаке, а правой рукой он уложил капитана на палубу... Тот вскочил
в бешенстве:
- Рольмопс... дальше! Пусть говорит. Я слушаю.
- Я хотел сказать,- продолжал Сварт,- что вода здесь ужасная. Я здесь
когда-то плавал... Вы все погибнете!
Капитан, топая ногами, не мог понять одного:
- Но при чем здесь рольмопс, черт тебя побери?
- Не рольмопс, а поросячье ухо, - вмешался Брэнгвин. - Сварт хотел
сказать, что катер ваш опрокинет, а вода в этом океане закручивает людей от
холода в поросячье ухо...
- Спускай! - приказал капитан на катер.
Тали запели блоками. Днище катера плюхнулось об воду, и сразу застучал
мотор. Под высоким капотом, с запасом бензина и компасом... на что
надеялись эти люди?
Брэнгвин решительно сорвал чехлы со стволов "эрликонов":
- Маленький салют человеческой глупости нам не помешает!
Потом он снова навестил штурмана, которого было жаль.
- А мы движемся,- сказал он. - Я сейчас опробовал наши "эрликоны". Там
плыл какой-то ящик, и я рассадил его в щепки. В конце концов... Вы
позволите мне выпить? Благодарю... В конце концов, говорю я вам, стрелять
не так уж трудно. Самое главное-быть спокойными помнить, что ты мужчина.
Больше всего в жизни я не терплю сопляков, уличных девок и человеческой
несправедливости... Гитлера я ненавижу! Потому я и пошел в эту сумасшедшую
экскурсию к "берегам России...
У себя в каюте он переоделся в пижаму, отправился в душевую. Водосистема
и фановая еще работали. От хода машины слегка дрожала прогретая палуба.
Насвистывая, он принял горячий душ. Пока ничего страшного. Бывает в море и
хуже.
"Чья нога? Твоя, дядя Дик? Так чего ты молчал раньше?"
Брэнгвина вдруг вырвало, когда он подумал, что нога и тело потонули
отдельно. Вряд ля они еще достигли дна...
- Кажется, я завибрировал, - сказал он, становясь строже к своими чужим
поступкам.