Я прибыл следом за германской
армией в Париж в
июне - время, когда все в исполненной
величия, а теперь
поверженной столице наполняется
неизъяснимым очарова-
нием, и 19-го разузнал, где Гитлер
собирается изложить
французам свои условия перемирия,
о которых два дня на-
зад просил Петен. Вручение немецких
условий должно было
состояться на том самом месте, где
германская империя
капитулировала перед Францией и
ее союзниками 11 ноября
1918 года, - На небольшой поляне
в Компьенском лесу. Там
нацистский вождь выплеснет на французов
свою месть, и
сам окрестный ландшафт добавит сладости
его отмщению.
Эта идея осенила его 20 мая, спустя
десять дней после
начала великого наступления на Западе,
в день, когда не-
мецкие танки достигли Абвиля. Йодль
отметил в тот день в
своем дневнике: «Фюрер работает
над мирным договором...
Первые переговоры пройдут в Компьенском
лесу».
После полудня 19 июня я поехал туда
и застал там
немецких саперов, разрушавших стены
музея, где хранился
спальный вагон маршала Фоша, в котором
в 1918 году было
подписано перемирие. Уходя, я видел,
как саперы, орудо-
вавшие пневматическими молотами,
разобрав стену, уже '
тащили вагон на рельсы, на то самое
место в центре поляны,
где он стоял в 5 часов утра 11 ноября
1918 года, когда под
нажимом Фоша германские представители
поставили свои
подписи под условиями перемирия.
Итак, это было в полдень 21 июня.
Я стоял у края поляны
в Компьенском лесу, чтобы увидеть
собственными глазами
последний и крупнейший из триумфов
Гитлера, которых я в
ходе своей работы видел так много
за эти бурные годы. Был
один из самых прекрасных летних
дней, какие мне запомни-
лись в мою бытность во Франции.
Теплые лучи солнца задер-
живались на мощных ветвях величественных
вязов, дубов,
кипарисов и сосен, которые отбрасывали
приятную тень на
заросшие дорожки, ведущие к небольшой
круглой поляне.
Точно в 3 часа 15 минут пополудни
прибыл на своем мощном
«мерседесе» Гитлер в сопровождении
Геринга, Браухича,
Кейтеля, Редера, Риббентропа и Гесса
— каждый в своей,
отличной от других форме — и Геринг
— единственный фель-
дмаршал рейха — с маршальским жезлом
в руке. Они вышли
из своих автомобилей примерно в
200 ярдах от монумента в
ознаменование освобождения Эльзаса
и Лотарингии, кото-
рый был задрапирован немецкими военными
флагами так,
чтобы фюрер не мог увидеть огромный
меч (я помнил это по
предыдущим посещениям), меч победоносных
союзников 1918
года, пронзивший жалкого орла, символизировавшего
гер-
манскую империю Гогенцоллернов.
Взглянув на монумент,
Гитлер двинулся дальше.
«Я наблюдал за его лицом, — записал
я в своем дневнике. -
Оно было серьезным, торжественным
и тем не менее полным
жажды мести. В нем, как и в его
пружинистой походке, было
что-то от победоносного завоевателя,
бросившего вызов всему
миру. Было что-то... вроде злобной
радости от свершения
этого величайшего поворота судьбы,
поворота, который он
сам устроил».
Когда он подошел к маленькой поляне
в лесу, где в
центре был установлен его личный
штандарт, его внимание
привлек огромный гранитный блок,
возвышавшийся при-
мерно на три фута над землей.
«Гитлер, сопровождаемый свитой,
медленно подходит к
гранитному блоку и читает надпись,
выгравированную (по-
французски) крупными буквами:
«Здесь 11 ноября 1918 года
была сломлена преступная гордыня
германской империи, по-
бежденной свободными народами,
которые она пыталась по-
работить». Гитлер читает надпись,
и Геринг тоже. Все
читают ее, стоя в тишине под
июньским солнцем. Я стара-
юсь разглядеть выражение лица
Гитлера. Я всего в 50 ярд от
него и вижу его лицо в бинокль,
точно он прямо передо мной.
Я много раз видел это лицо в
величайшие минуты жизни
фюрера. Но сегодня! Оно пылает
презрением, гневом, ненави-
стью, неистребимой жаждой мести,
торжеством. Он отхо-
дит от монумента, всем своим
видом показывая презрение,
что удается ему в совершенстве.
Он еще раз оглядывается
назад — презрительно, зло, —
вы почти осязаете, как он зол,
что не может сразу же, одним
взмахом своего прусского
сапога*, уничтожить эти отвратительные,
провокационные
слова. Внимательным взглядом
обводит он поляну, и, когда
его глаза встречаются с вашими,
вы чувствуете всю глубину
ненависти, таящейся в них. Но
в его глазах таится и тор-
жество — мстительная, ликующая
ненависть. Вдруг, будто
лицо его еще не в полной мере
отразило чувства, он придает
своему телу положение, созвучное
его настроению. Он быстро
кладет руки на бедра, расправляет
плечи, широко расставля-
ет ноги. Это великолепная поза,
она выражает вызов, жгучее
презрение к этому месту, ко всему
тому, что стояло здесь
двадцать два года, будучи немым
свидетелем уничтожения
германской империи».
*
По распоряжению Гитлера монумент был взорван три дня спус-
тя. - Прим. авт.
Затем Гитлер и его свита вошли в
вагон, где фюрер
уселся в кресло, на котором в 1918
году сидел Фош. Через
пять минут появилась французская
делегация во главе с
генералом Шарлем Хюнтцигером, командовавшим
2-й ар-
мией у Седана, в составе одного
адмирала, генерала авиации
и одного гражданского лица - Леона
Ноэля, бывшего фран-
цузского посла в Польше, ставшего
свидетелем краха еще
одного государства под ударами немецкого
оружия. Они
были потрясены, но сохраняли достоинство
даже в этих
трагических обстоятельствах. Им
заранее не сказали, что
доставят в эту французскую святыню,
чтобы подвергнуть
унизительной процедуре, и французы,
вне всякого сомне-
ния, пережили как раз то шоковое
состояние, на какое
рассчитывал Гитлер. В тот вечер,
после того как Браухич
детально описал ему всю процедуру,
Гальдер записал в сво-
ем дневнике:
«Французы... не подозревали, что
им придется вести пере-
говоры в том самом месте, где
проходили переговоры в 1918
году. Этот факт так подействовал
на них, что они долго не
могли прийти в себя».
Разумеется, французы были ошеломлены,
и это было
заметно. Тем не менее, вопреки сообщениям,
которые пуб-
ликовались в те дни, они пытались,
как теперь стало изве-
стно из официальных протоколов этой
встречи, обнаружен-
ных среди нацистских секретных документов,
смягчить
наиболее жесткие пункты условий,
выдвинутых фюрером, и
устранить те из них, которые, по
их мнению, являлись
позорными. Однако их усилия оказались
тщетными.
Гитлер и его свита покинули вагон,
как только генерал
Кейтель зачитал французам преамбулу
к условиям переми-
рия, предоставив ведение переговоров
начальнику штаба
ОКВ, но при этом не разрешив ему
ни на йоту отступить от
составленных им самим условий.
Хюнтцигер, ознакомившись с условиями,
заявил, что
они «тяжелые и безжалостные», значительно
хуже, чем те,
которые французы вручили немцам
здесь в 1918 году. Более
того, продолжал Хюнтцигер, если
«страна по ту сторону
Альп, которая не нанесла поражения
Франции (Хюнтцигер
слишком презирал Италию, чтобы назвать
ее), предъявит
аналогичные требования, то Франция
ни при каких обсто-
ятельствах не подчинится. Она будет
сражаться до горького
конца... Поэтому он не считает возможным
поставить свою
подпись под немецкими условиями
перемирия...»
Генерал Йодль, второй человек в ОКВ,
председатель-
ствовавший на совещании, не ожидал
столь дерзких слов от
полностью разгромленного противника
и ответил, что хотя
не может не выразить своего «понимания»
относительно
всего сказанного Хюнтцигером об
итальянцах, тем не менее
он не имеет полномочий изменить
условия, выдвинутые
фюрером. Он может сделать одно —
«дать комментарии и
разъяснить непонятные пункты». Французам
придется либо
подписать этот документ по перемирию,
либо оставить его
в том виде, в каком он есть.
Немцы были раздражены тем, что французская
делегация
приехала без полномочий заключить
перемирие, а только для
того, чтобы передать согласие правительства,
находившегося
в Бордо. То ли в результате технического
чуда, то ли по
счастливой случайности, но им удалось
установить телефон-
ную связь с правительством в Бордо
из старого спального
вагона прямо через линию фронта,
где еще шли бои. Фран-
цузской делегации разрешили воспользоваться
этим телефо-
ном, чтобы передать текст условий
перемирия и обсудить их
со своим правительством. Доктора
Шмидта, выступавшего на
переговорах в роли переводчика,
для подслушивания перего-
воров поместили в армейскую спецмашину
связи, стоявшую
в нескольких ярдах, за деревьями.
На следующий день мне
удалось прослушать отрывок записанных
немцами на пленку
переговоров между Хюнтцигером и
генералом Вейганом.
К чести последнего, который несет
серьезную ответ-
ственность за поражение французов,
за полную капитуля-
цию и за разрыв с Англией, следует
заметить, что он энер-
гично возражал против многих требований
немцев. Одним
из наиболее одиозных требований
было обязательство фран-
цузов передать рейху всех антинацистски
настроенных бе-
женцев, нашедших убежище во Франции
и на ее территори-
ях. Вейган назвал это требование
позорным, сославшись на
французские традиции предоставления
права на политичес-
кое убежище, но когда на следующий
день об этом было
заявлено немцам, надменный Кейтель,
не слушая никаких
доводов, стал кричать, что «немецкие
эмигранты» являются
«величайшими поджигателями войны»,
что они «предали
свой собственный народ» и должны
быть переданы рейху
«любой ценой». Французы не высказали
возражений против
статьи, в которой говорилось, что
с теми французами, кото-
рых схватят с оружием в руках в
войсках других стран,
воюющих против Германии, будут обращаться
как с фран-
тирерами, то есть немедленно расстреляют.
Этот пункт был
направлен против де Голля, который
уже пытался организо-
вать в Англии движение «Свободная
Франция». Как Вейган,
так и Кейтель знали, что это являлось
грубейшим наруше-
нием элементарных правил войны.
Не возражали французы
и против параграфа, в котором предусматривалось,
что все
военнопленные будут содержаться
в плену до заключения
мира. Вейган был уверен, что англичане
покорятся и преде-
лах трех недель и после этого французские
военнопленные
будут отпущены домой. Тем самым
он обрек полтора мил-
лиона французов на пятилетнее содержание
в лагерях для
военнопленных.
Самым сложным в соглашении о перемирии
являлся
вопрос о судьбе французского военно-морского
флота. Ког-
да Франция зашаталась, Черчилль
предложил освободить ее
от обязательства не заключать сепаратный
мир, если фран-
цузский военный флот получит указание
направиться в ан-
глийские порты. Гитлер был полон
решимости не допустить
этого; он хорошо понимал, как говорил
он Муссолини
18 июня, что это неимоверно усилило
бы Англию. Посколь-
ку на карту было поставлено так
много, он решил пойти на
некоторые уступки или по крайней
мере пообещать пойти
на уступки разгромленному противнику.
Соглашением о
перемирии предусматривалось, что
французский флот будет
демобилизован, а сами корабли поставлены
на стоянку в
своих портах. В ответ на это германское
правительство тор-
жественно заявило французскому правительству,
что оно не
намерено использовать французский
флот, находившийся в
портах под немецким наблюдением,
в своих военных инте-
ресах. Более того, правительство
торжественно заявило, что
оно не имеет намерения предъявлять
какие-либо права на
французский военный флот во время
заключения мира. Как
и все обещания Гитлера, это тоже
будет нарушено.
Наконец, Гитлер оставлял французскому
правительству
неоккупированную зону на юге и юго-востоке
Франции, где
оно якобы будет управлять по своему
усмотрению. Это был
коварный ход, позволивший не только
разделить саму Фран-
цию географически и административно,
но и затруднить,
если не исключить полностью, возможность
сформирования
французского правительства в изгнании
и перечеркнуть лю-
бые планы политических деятелей
в Бордо сделать местом
пребывания правительства Северную
Африку, - замысел,
который был близок к осуществлению,
но оказался в конеч-
ном счете сорван не немцами, а французскими
пораженца-
ми: Петеном, Вейганом, Лавалем и
их сторонниками. Более
того, Гитлер знал, что те, кто теперь
контролировал фран-
цузское правительство в Бордо, являлись
врагами француз-
ской демократии и можно было надеяться
на сотрудничество
с ними в установлении нацистского
«нового порядка» в
Европе.
Однако и на второй день переговоров
в Компьене фран-
цузская делегация продолжала препирательства
и проволоч-
ки. Одна из причин задержек: Хюнтцигер
настаивал, чтобы
Вейган не просто уполномочил его
подписать условия пере-
мирия (никто во Франции не хотел
брать на себя такую
ответственность), а приказал это
сделать. В конце концов в
6.30 вечера Кейтель предъявил ультиматум:
французы долж-
ны в течение часа принять или отклонить
немецкие условия
перемирия. Французское правительство
капитулировало. В
б часов 50 минут вечера 22 июня
1940 года Хюнтцигер и
Кейтель подписали соглашение о перемирии*.
* Соглашением предусматривалось,
что оно вступит в силу, как
только будет подписано франко-итальянское
соглашение о перемирии, и боевые действия прекратятся через шесть часов
после его подписания. — Прим. авт.
Я слушал, как проходил последний
акт подписания пе-
ремирия, поскольку все было записано
на пленку с помо-
щью скрытых микрофонов. Перед тем
как поставить свою
подпись, французский генерал дрожащим
голосом сказал,
что хочет сделать заявление от себя
лично. Мне удалось
записать это по-французски. Он говорил:
«Я заявляю, что французское правительство
приказало
мне подписать эти условия перемирия...
Вынужденная силой
оружия прекратить борьбу, которую
мы вели на стороне
союзников, Франция сознает тяжесть
навязанных ей усло-
вий. На будущих мирных переговорах
Франция вправе ожи-
дать, что в Германии возобладают
настроения, которые
позволят двум великим державам
жить и трудиться в мире
и добрососедстве».
Тем мирным переговорам, о которых
говорил француз-
ский генерал, не было суждено состояться,
но настроения,
которые должны были возобладать
в нацистском третьем
рейхе, если бы они состоялись, начали
выявляться по мере
того, как оккупация становилась
все более жесткой, а дав-
ление на раболепный режим Петена
все более сильным.
Франции было предначертано превратиться
в германского
вассала, с чем Петен, Вейган и Лаваль,
очевидно, были
согласны.
Пошел мелкий дождь, когда участники
переговоров по-
кидали вагон. На дороге сквозь лес
можно было видеть
бесконечную цепочку усталых, едва
переставлявших ноги
беженцев, которые возвращались домой
на велосипедах, на
телегах, а немногие счастливчики
— на старых грузовиках. Я
вышел из тени деревьев и направился
к поляне. Группа
немецких саперов, громко крича,
уже начала передвигать
старый вагон, в котором велись переговоры.
- Куда? - поинтересовался я.
- В Берлин, - последовал ответ*.
*
В Берлин вагон был доставлен 8 июля. По иронии судьбы в ходе
воины он был разбит во время одного
из налетов союзной авиации. - Прим. авт.
Франко-итальянское перемирие было
подписано в Риме
двумя днями позднее. Согласно перемирию,
Муссолини мог
оккупировать только ту территорию,
которую захватили его
войска, то есть всего несколько
сот ярдов французской зем-
ли. Франции была также навязана
50-мильная демилитари-
зованная зона как перед границей
с Италией, так и в Туни-
се. Перемирие было подписано в 7.35
вечера 24 июня. Спу-
стя шесть часов пушки во Франции
смолкли.
Та самая Франция, которая в минувшей
войне выдержа-
ла четыре года борьбы, на сей раз
была выведена из войны
всего за шесть недель. Немецкие
войска завоевали террито-
рию большей части Европы от мыса
Нордкап за Полярным
кругом до Бордо, от берегов Ла-Манша
до реки Буг в Вос-
точной Польше. Адольф Гитлер достиг
вершины славы.
Бывший австрийский бродяга, объединивший
немцев в на-
циональное государство, прошел путь
от ефрейтора времен
первой мировой войны до величайшего
германского завое-
вателя. Теперь установить германскую
гегемонию в Европе
мешали ему лишь неукротимый англичанин
Уинстон Чер-
чилль и возглавляемый им народ,
полный решимости и
отвергающий возможность поражения,
в то время как Анг-
лия стояла на грани поражения, -
народ, оставшийся в
одиночестве, фактически безоружный,
осажденный в своем
островном доме самой мощной военной
машиной, какую
когда-либо видел мир.