Отношения между Берлином
и Москвой в последние
несколько месяцев стали портиться.
Одно дело, когда Ста-
лин и Гитлер обманывали третью сторону,
и совсем иное,
когда они начали обманывать друг
друга. В тот момент
Гитлер не смог предотвратить захват
русскими Прибалтий-
ских государств, Бессарабии и Северной
Буковины, и досада
по этому поводу лишь усиливала его
неприязнь. Необходи-
мо было остановить продвижение русских
в западном на-
правлении, прежде всего в сторону
Румынии, нефтяные
ресурсы которой имели исключительно
важное значение для
Германии, из-за английской блокады
не имевшей возмож-
ности импортировать нефть по морю.
Еше больше осложняли эту проблему
Гитлера притяза-
ния Венгрии и Болгарии на куски
румынской территории. К
концу лета 1940 года Венгрия фактически
была готова пойти
войной против Румынии, которая по
итогам первой миро-
вой войны получила Трансильванию
за счет Венгрии. Такая
война, как понимал Гитлер, отрезала
бы Германию от глав-
ного источника сырой нефти и, вероятно,
привела бы к
тому, что Россия оккупировала Румынию
и навсегда лишила
рейх румынской нефти.
К 28 августа обстановка приняла настолько
угрожаю-
щий характер, что Гитлер приказал
привести в боевую
готовность пять танковых и три моторизованные
дивизии
плюс парашютные и воздушно-десантные
войска, чтобы
1 сентября захватить румынские нефтеносные
районы. В тот
же день он совещался в Бергхофе
с Риббентропом и Чиано
и затем направил их в Вену, где
они должны были изло-
жить безапелляционным тоном министрам
иностранных
дел Венгрии и Румынии точку зрения
Германии и заста-
вить их принять посредничество держав
оси. Эта миссия
была выполнена без особых осложнений,
после того как
Риббентроп запугал обе стороны.
И 30 августа в Бельведер-
ском дворце в Вене венгры и румыны
приняли предложен-
ное державами оси решение. Когда
Михай Манулеску,
министр иностранных дел Румынии,
увидел карту, на ко-
торой было отмечено, что почти половина
Трансильвании
переходит к Венгрии, он без сознания
упал на стол, где
предстояло подписать соглашения,
и пришел в себя только
после вмешательства врача*. Якобы
взывая к благоразумию
румын, а в действительности для
того, чтобы Гитлер полу-
чил юридическое обоснование для
осуществления своих
дальнейших замыслов, Германия и
Италия гарантировали
целостность сохранившихся за Румынией
территорий, за
исключением Южной Добруджи, которую
Румыния была
вынуждена уступить Болгарии.
*
Королю Каролю это стоило трона. 6 сентября он отрекся в пользу своего 18-летнего
сына Михая и, прихватив с собой рыжеволосую
любовницу Магду Лупеску, укатил
в специальном поезде, составленном из десяти вагонов, забитых не чем иным,
как «награбленным добром», через Югославию в Швейцарию. Генерал Ион Антонеску,
начальник фашистской «железной гвардии» и друг Гитлера, стал диктатором.
- Прим. авт.
Дальнейшие планы фюрера стали ясны
три недели спустя. 20 сентября в совершенно секретной директиве Гитлер
приказал направить в Румынию военную
миссию.
«Для внешнего мира ее задача состоит
в том, чтобы
помогать дружественной Румынии
в организации и обучении
вооруженных сил. Подлинные же
задачи, которые не должны
стать очевидными ни румынам,
ни нашим собственным войс-
кам, будут состоять в следующем:
- защищать нефтеносные районы...
- подготовиться для развертывания
на румынских базах
немецких и румынских войск, если
нам будет навязана война с
Россией».
Он уже заботился об обеспечении южного
фланга нового
фронта. Венские переговоры и особенно
немецкие гарантии
Румынии вызвали у Москвы крайне
негативную реакцию,
поскольку с ней не проконсультировались.
Когда Шуленбург
1 сентября пришел к Молотову, чтобы
вручить пустую по
содержанию памятную записку от Риббентропа,
в которой
делалась попытка объяснить- и оправдать-
то, что про-
изошло в Вене, комиссар по иностранным
делам, по словам
посла, «был сдержан вопреки своей
обычной манере». Однако
он не слишком сдерживался, выражая
резкий протест в уст-
ной форме. Он обвинил правительство
Германии в том, что
оно поставило Россию перед свершившимся
фактом, а это
противоречило статье III нацистско-советского
пакта, соглас-
но которой обе стороны обязаны были
консультироваться по
«вопросам, представляющим обоюдный
интерес».
...В последующие дни взаимные обвинения
приняли еще
более резкий характер. 3 сентября
Риббентроп телеграфом
направил в Москву длинный меморандум,
отрицая наруше-
ние Германией Московского пакта
и обвиняя в нарушении
этого пакта Россию, которая проглотила
Прибалтийские стра-
ны и две румынские провинции, не
проконсультировавшись
с Берлином. Меморандум был составлен
в сильных выраже-
ниях, и русские ответили на него
21 сентября в столь же
жестком тоне - на этот раз обе стороны
изъяснялись в
письменной форме. В своем ответе
русские вновь повторя-
ли, что Германия нарушила пакт,
предупреждали, что у
России все еще есть интересы в Румынии,
и в заключение
с сарказмом выражали готовность
Советского правитель-
ства, если статья, предусматривающая
консультации, влечет
за собой «определенные неудобства
и ограничения» для рей-
ха, внести поправки или убрать эту
статью из договора.
Подозрения Кремля еще больше усилились
после двух
событий, произошедших в сентябре.
16 сентября Риббент-
роп телеграфом дал указание Шуленбургу
посетить Молото-
ва и «случайно проинформировать
его, что немецкие под-
крепления в Северную Норвегию будут
направлены через
Финляндию». Несколько дней спустя,
25 сентября, нацист-
ский министр иностранных дел отправил
еще одну теле-
грамму в посольство в Москве, на
этот раз адресованную
поверенному в делах, поскольку Шуленбург
уехал в отпуск
в Германию. Это была депеша, помеченная
грифом «строго
секретно, государственная тайна».
Там говорилось, что со-
держащиеся в ней указания следует
осуществить только в
том случае, если завтра поверенный
в делах получит из
Берлина по телеграфу или по телефону
условный сигнал.
Он должен был сообщить Молотову,
что в «ближайшие
несколько дней» Япония, Италия и
Германия собираются
скрепить договором в Берлине военный
альянс. Он не на-
правлен против России - это оговаривалось
в специальной
статье.
«Этот альянс, — пояснял Риббентроп,
— направлен исклю-
чительно против американских
поджигателей войны. Конечно,
об этом, как принято, в договоре
открыто не говорится,
однако это можно безошибочно
вывести из его условий... Его
единственная цель - привести
в чувство те элементы, кото-
рые оказывают давление на Америку,
стремясь вовлечь ее в
войну, убедительно показав им,
что если они вступят в ны-
нешнюю борьбу, то автоматически
будут иметь в качестве
противников три великие державы».
Неприветливый советский комиссар
по иностранным
делам, у которого подозрения в отношении
немцев росли,
точно цветы в июне, воспринял новость,
принесенную ему
Вернером фон Типпельскирхом вечером
26 сентября, край-
не скептически. С присущей ему педантичной
внимательно-
стью к деталям, что так раздражало
всех, кто вел с ним
переговоры, будь то друг или недруг,
он тут же заметил, что,
согласно статье IV Московского пакта.
Советское прави-
тельство имеет право ознакомиться
с текстом этого трой-
ственного военного альянса до того,
как он будет подписан,
в том числе и с «любыми секретными
протоколами».
Молотов хотел знать больше относительно
немецкого
соглашения с Финляндией по транспортировке
войск через
эту страну, о чем ему стало известно
из печати, в частности
из сообщения агентства «Юнаитед
Пресс» из Берлина. За
последние три дня, сказал Молотов,
Москва получила сооб-
щения о высадке немецких войск по
меньшей мере в трех
финских портах, хотя Германия не
уведомила об этом Со-
ветский Союз.
«Советское правительство, — продолжал
Молотов, — хо-
чет получить текст соглашения
о пропуске войск через Фин-
ляндию, в том числе текст секретной
части соглашения... и
получить информацию... против
кого оно направлено и каким
целям служит».
Русских нужно было успокоить — этого
не мог не пони-
мать даже тупоголовый Риббентроп,
и 2 октября он передал
по телеграфу текст, который, по
его словам, и составлял суть
соглашения с Финляндией. Он также
вновь повторил, что
тройственный пакт, между прочим,
уже подписанный*, не
был направлен против Советского
Союза, и торжественно
заявил, что «не было никаких секретных
протоколов, ника-
ких других секретных соглашений».
В соответствии с его
инструкциями Типпельскирх 7 октября
как бы между про-
чим сообщил Молотову, что в Румынию
направляется не-
мецкая военная миссия. Молотов отреагировал
на эту оче-
редную новость скептически: «Сколько
войск вы направляете
в Румынию?» Поэтому 13 октября Риббентроп
послал длин-
ное письмо Сталину с целью воспрепятствовать
усилению
тревоги в Москве по поводу действий
Германии.
*
Пакт был подписан в Берлине 27 сентября 1940 года (церемонию
его подписания я отразил в своем
«Берлинском дневнике»). В статьях 1 и 2 соответственно Япония признавала
лидерство Германии и Италии в установлении «нового порядка» в Европе, а
эти две страны признавали лидерство Японии в Восточной Азии. Статья 3 предусматривала
взаимную помощь в случае, если одна из трех держав подвергнется нападению
со стороны Соединенных Штатов (хотя Америка не упоминалась, но на нее прозрачно
намекалось). Самым значительным в пакте, как я тогда отметил в своем дневнике,
было то, что Гитлер уже смирился с мыслью о длительной войне. Чиано, подписавший
пакт от имени Италии, пришел к такому же выводу (см. Чиано Г. Дневники,
с. 296). Итак, вопреки утверждениям
пакт явился как бы предупреждением Советскому Союзу. — Прим. авт.
Это письмо, как и следовало ожидать,
являло собой
глупое и высокомерное сочинение,
изобиловавшее несураз-
ностями, ложью и отговорками. Вину
за продолжение вой-
ны и ее последствия он возлагал
на Англию, причем ему
совершенно ясно одно: «Война, как
таковая, нами выиграна.
Вопрос только в том, как долго она
продлится, прежде чем
Англия... признает свой крах». Шаги,
направленные против
России, предпринятые в Финляндии
и Румынии, а также
тройственный пакт преподносятся
в письме как подлинное
благо для нее. Между тем английская
дипломатия и агенты
английских секретных служб пытаются
вызвать осложнения
в отношениях между Россией и Германией.
И далее Риббен-
троп спрашивал Сталина, почему бы
ему не послать в Бер-
лин Молотова, с тем чтобы фюрер
мог «лично изложить
свои взгляды относительно будущих
отношений между на-
шими странами».
При этом Риббентроп прозрачно намекал,
что это за
взгляды: разделение мира между четырьмя
тоталитарными
державами.
«По-видимому, миссией четырех
держав: Советского Со-
юза, Италии, Японии и Германии,
— писал он, — является
принятие долгосрочной политики...
путем разграничения своих
интересов в мировом масштабе».
В немецком посольстве в Москве произошла
некоторая
задержка с доставкой этого письма
по назначению, что вы-
звало у Риббентропа ярость и побудило
его отправить сер-
дитую телеграмму Шуленбургу, в которой
он требовал объяс-
нить, почему письмо было передано
только 17 октября и
почему, «учитывая важность его содержания»,
оно не было
вручено лично Сталину (посол вручил
его Молотову). Ста-
лин ответил 22 октября в весьма
благожелательном тоне.
«Молотов считает, — писал он, —
что обязан нанести вам
визит в Берлине, и принимает ваше
приглашение». Благоже-
лательность Сталина была, по-видимому,
всего лишь мас-
кой. Несколько дней спустя Шуленбург
телеграфировал в
Берлин, что русские протестуют против
отказа Германии
поставлять им военные материалы,
в то время как немецкое
оружие морем доставляется в Финляндию.
«Советы впервые
упомянули о наших поставках оружия
в Финляндию», -
сообщал Шуленбург в Берлин.
«Молотов прибыл в Берлин в пасмурный,
дождливый день;
его встреча носила строго официальный
характер. Когда он
проезжал по Унтер-ден-Линден
к советскому посольству, то
показался мне старательным провинциальным
школьным учи-
мелем. Но он, вероятно, обладал
какими-то способностями,
если сумел выжить в условиях
той резни, которая была развя-
мна кремлевскими головорезами.
Немцы бойко судачили о том,
что пусть Москва осуществит свою
давнишнюю мечту о
Босфоре и Дарданеллах, тогда
им достанется остальная часть
Балкан — Румыния, Югославия,
Болгария...»
Так начинаются мои дневниковые записи,
сделанные в
Берлине 12 ноября 1940 года. Сообщения
немцев об этих
переговорах были довольно точными.
Сегодня мы знаем
значительно больше об этой странной
и, как оказалось,
роковой встрече благодаря захваченным
документам герман-
ского министерства иностранных дел,
в которых была обна-
ружена секретная запись о двухдневном
пребывании Моло-
това, сделанная, за исключением
одного случая обмена
мнениями, вездесущим доктором Шмидтом*.
*
Их точность позднее была подтверждена самим Сталиным, хотя
и непреднамеренно. Черчилль утверждает,
что в августе 1942 года он получил от Сталина подробную информацию о переговорах
Молотова в Берлине, которая в основном не отличалась от немецкого варианта,
хотя была изложена более сжато. - Прим. авт.
На первом совещании двух министров
иностранных дел,
состоявшемся днем 12 ноября, Риббентроп
принялся было с
напыщенным видом разглагольствовать
о пустяках, но Мо-
лотов быстро раскусил его и разгадал
игру немцев. «Анг-
лия, — начал Риббентроп, — разбита,
и только вопрос време-
ни - когда она признает свое поражение...
Пришло время
начала конца Британской империи».
Англичане действи-
тельно надеются на помощь Америки,
но «вступление Со-
единенных Штатов в войну Германию
не волнует. Германия
и Италия не позволят больше ни одному
англосаксу выса-
диться на Европейском континенте...
Это вообще не воен-
ная проблема... Поэтому державы
оси думают не о том, как
выиграть войну, а скорее о том,
как покончить с последстви-
ями войны, которую они выиграли».
Исходя из этого, Риббентроп пояснил,
что подошло вре-
мя определить четырем великим державам:
России, Герма-
нии, Италии и Японии - сферы их
интересов. Фюрер, по
его словам, пришел к заключению,
что все четыре державы
будут, естественно, расширяться
«в южном направлении».
Япония уже обратила свои взоры на
юг, как и Италия, в то
время как Германия после установления
в Западной Европе
«нового порядка» найдет для себя
дополнительное жизнен-
ное пространство (из всех мест!)
в Центральной Африке.
Ему, Риббентропу, хотелось бы знать,
собирается ли Россия
«обратить свои взоры на юг в поисках
естественного выхода
к морю, что так важно для нее».
«К какому морю?» — холодно уточнил
Молотов. Это был
неуклюже поставленный, но кардинальный
вопрос, как осо-
знают немцы в ходе последующих 36-часовых
непрерывных
переговоров с этим упрямым, прозаически
настроенным,
педантичным большевиком. Такой вопрос
смутил до неко-
торой степени Риббентропа, и он
не смог придумать ответа.
Вместо этого он стал перескакивать
с одной темы на другую,
заговорил о «больших изменениях,
которые произойдут во
всем мире после войны», о том, как
важно, чтобы «оба
партнера по германо-русскому пакту
плодотворно сотрудни-
чали» и «продолжали бы делать дела».
Однако, когда Моло-
тов стал настаивать на ответе на
его простой вопрос, Риб-
бентроп заявил, что «в конечном
счете наиболее удобный
доступ к морю для России можно было
бы поискать в
направлении Персидского залива и
Аравийского моря».
Доктор Шмидт, который вел стенографическую
запись
беседы, отмечает, что Молотов сидел
«с непроницаемым ли-
цом». Говорил он мало, лишь изредка
делал замечания, в
частности о том, что «точность и
осмотрительность» необхо-
димы при разграничении сфер интересов,
«особенно между
Германией и Россией». Хитрый советский
партнер прибере-
гал свое главное оружие для переговоров
с Гитлером, которые
должны были состояться днем. Для
всемогущего нацистского
диктатора эта встреча совершенно
неожиданно обернулась
трепкой нервов, неприятной и даже
непривычной.
Речь Гитлера была столь же туманной
и расплывчатой,
как и речь его министра иностранных
дел, но более торже-
ственной. Как только улучшится погода,
заявил он, Герма-
ния нанесет «завершающий удар по
Англии». Конечно, «про-
блема Америки» существует. Однако
«Соединенные Штаты
не смогут угрожать свободе других
народов вплоть до 1970
или 1980 года... Им нет никакого
дела до Европы, Африки
или Азии». Здесь Молотов вставил
фразу, что вполне согла-
сен с заявлением фюрера. Однако
он не согласился со мно-
гим из того, о чем говорил Гитлер.
После того как нацист-
ский лидер закончил пространное
изложение общепринятых
положений, подчеркнув, что нет фундаментальных
разно-
гласий между двумя странами в осуществлении
их желаний
и в их устремлении к океану, Молотов
заметил, что «заяв-
яения фюрера носили общий характер».
Теперь, сказал он,
он изложит идеи Сталина, который
перед отъездом из Мос-
квы дал ему четкие указания. После
этого он обрушил град
вопросов на немецкого диктатора,
который, как явствует из
стенографической записи, едва ли
был к этому готов. «Во-
просы Гитлеру так и сыпались, -
вспоминал впоследствии
Шмидт. - Ни один иностранный визитер
никогда не разго-
варивал с ним так в моем присутствии».
Что замышляет Германия в Финляндии?
Молотов хотел
это знать. Что означает «новый порядок»
в Европе и Азии и
какая роль отводится Советскому
Союзу? Каково значение
тройственного пакта? «Более того,
- продолжал Молотов, -
существуют требующие ясности вопросы,
затрагивающие
интересы России на Балканах и на
Черном море (имелись в
виду Болгария, Румыния и Турция)».
Он бы хотел услышать
некоторые ответы и разъяснения.
Гитлер, пожалуй, впервые в жизни
захваченный врас-
плох, не смог ответить ничего убедительного.
И тогда он
предложил отложить беседу «ввиду
возможной воздушной
тревоги», пообещав на следующий
день обсудить все де-
тально.
Решающий разговор удалось отложить,
но предотвратить
его было невозможно, а на следующее
утро, когда перегово-
ры между Гитлером и Молотовым возобновились,
выявилась
непримиримость русского комиссара.
Начать с того, что по
поводу Финляндии возник ожесточенный
и язвительный
спор и обе стороны пришли в сильное
возбуждение. Моло-
тов требовал, чтобы Германия вывела
свои войска из Фин-
ляндии. Гитлер же отрицал, что «Финляндия
оккупирована
немецкими войсками»: войска направляются
в Норвегию
транзитом через Финляндию. Но он
хотел знать, «не соби-
рается ли Россия начать войну против
Финляндии». Соглас-
но немецким записям, Молотов на
этот вопрос ответил
уклончиво, что не удовлетворило
Гитлера.
«На Балтике не должно быть никакой
войны, - настаи-
вал Гитлер. - Это вызвало бы серьезную
напряженность в
германо-русских отношениях». К этой
угрозе он тут же
добавил, что такая напряженность
могла бы привести к
непредвиденным последствиям. Во
всяком случае, что еще
хочет Советский Союз в Финляндии?
Гитлер желал это
выяснить, и его визитер объяснил,
что он хочет «урегулиро-
вания в таком же масштабе, как в
Бессарабии»,- это озна-
чало неприкрытую аннексию. Реакция
Гитлера привела в
смущение даже такого невозмутимого
собеседника, как
Молотов, который поспешил спросить
мнение фюрера.
В свою очередь диктатор отвечал уклончиво:
он может
лишь повторить, что «не должно быть
никакой войны с
Финляндией, потому что такой конфликт
способен привес-
ти к далеко идущим последствиям».
«Этой позицией в наше обсуждение
вносится новый
фактор», - резко и остроумно отвечал
Молотов.
Спор становился настолько острым,
что Риббентроп, дол-
жно быть, к этому времени основательно
испугавшийся,
вмешался в разговор, сказав, как
явствует из немецких про-
токольных записей, «что фактически
нет никаких оснований
создавать проблему из финского вопроса.
Скорее, это про-
сто недоразумение».
Гитлер воспользовался этим своевременным
вмешатель-
ством и быстро переменил тему. Его
интересовало, смогут
ли русские не поддаться соблазну
поживиться добычей, учи-
тывая, какие неограниченные возможности
представятся в
скором времени в связи с развалом
Британской империи. И
он предложил вернуться к более важным
проблемам.
«После завоевания Англии, — заговорил
он, — Британская
империя будет разделена как гигантское,
разбросанное по все-
му миру, обанкротившееся имение
площадью 40 миллионов квад-
ратных километров. В этом обанкротившемся
имении русские
получат доступ к незамерзающему
океану. До сих пор мень-
шинство — 45 миллионов англичан
— правило 600 миллионами
жителей Британской империи. Пора
разгромить это мень-
шинство... В этих условиях возникли
бы перспективы мирового
масштаба... Всем странам, которые,
возможно, заинтересу-
ются разделом обанкротившегося
имения, придется забыть
наконец о разногласиях и заняться
исключительно разделом
Британской империи. Это относится
к Германии, Франции,
Италии, России и Японии...»
Сухого, бесстрастного русского гостя,
казалось, не воо-
душевили столь блестящие «перспективы
мирового масшта-
ба», не был он и так убежден, как
немцы, — момент, кото-
рый он подчеркнет позднее, — что
Британская империя вскоре
развалится. Он хотел бы, сказал
русский дипломат, погово-
рить о проблемах, «более близких
к Европе», - например, о
Турции, Болгарии, Румынии.
«Советское правительство, - сказал
Молотов, - придер-
живаются мнения, что немецкие гарантии
Румынии нацеле-
ны, откровенно говоря, против интересов
Советской Рос-
сии». Он целый день говорил откровенно,
к досаде и раздра-
жению хозяев. И теперь потребовал,
чтобы Германия анну-
лировала свои гарантии. Гитлер это
требование отклонил.
«Хорошо, - продолжал упорствовать
Молотов, - учиты-
вая заинтересованность Москвы в
проливах, что сказала бы
Германия, если бы Россия дала Болгарии...
гарантии на точно
таких же условиях, как Германия
и Италия Румынии?»
Можно представить, как помрачнел
и нахмурился Гит-
лер. Он поинтересовался, обращалась
ли Болгария к рус-
ским за гарантиями, как это сделала
Румыния. Фюрер, как
цитируется в немецком меморандуме,
добавил: «Нам неиз-
вестно о каком-либо запросе со стороны
Болгарии». Во
всяком случае желательно было бы
посоветоваться с Муссо-
лини, прежде чем давать русским
более определенный ответ.
И он зловеще добавил, что если бы
Германия «искала источ-
ников трений с Россией, то для этого
ей не понадобились бы
проливы».
Однако, всегда столь разговорчивый,
фюрер на сей раз не испытывал особого желания говорить с этим невозмож-
ным русским.
«В этот момент, — говорится в немецких
записях, — фюрер
обратил внимание собеседника на
поздний час и сказал, что
в связи с вероятностью налета английской
авиации целесо-
образно прервать переговоры, поскольку
основные вопросы
в достаточной мере уже удалось обсудить».
В тот вечер Молотов устроил торжественный
банкет в
честь своих гостей в русском посольстве
на Унтер-ден-Лин-
ден. Гитлер, очевидно измученный
и все еще раздраженный
после выпавших ему в тот день испытаний,
на банкете не
присутствовал.
А англичане пожаловали. Я удивлялся,
почему их бом-
бардировщики не появлялись над Берлином,
как делали это
обычно почти каждый вечер, чтобы
напомнить советскому
комиссару в первый же вечер его
пребывания в столице: что
бы ни говорили немцы, Англия все
еще не сложила оружия
и довольно больно лягалась. Кое-кто
из нас, должен при-
знаться, с надеждой ждал английских
самолетов, но они не
появлялись. Официальные лица на
Вильгельмштрассе, кото-
рые больше всех боялись английских
бомбардировщиков,
испытывали в эти дни явное облегчение.
Однако это дли-
лось недолго.
Вечером 13 ноября англичане появились
в небе раньше
обычного*. В это время года в Берлине
темнеет примерно в
4 часа, а вскоре после 9 часов вечера
завыли сирены проти-
вовоздушной обороны, затем загрохотали
зенитные орудия, и
между залпами можно было услышать
гул бомбардировщи-
ков. Как утверждает доктор Шмидт,
присутствовавший на
банкете в советском посольстве,
Молотов только что предло-
жил дружеский тост и Риббентроп
поднялся, чтобы ответить
ему тем же, как прозвучала тревога,
возвещая о начавшемся
воздушном налете, и гости поспешили
в укрытие. Я помню,
как стремительно бежали вниз по
Унтерден-Линден, свора-
чивая за угол на Вильгельмштрассе,
немцы и русские, торо-
пясь в подземное укрытие министерства
иностранных дел.
Некоторые из чиновников, в их числе
доктор Шмидт, ныр-
нули в отель «Адлон», а^ы, сидя
напротив, не могли попасть
на импровизированное совещание,
которое открыли два ми-
нистра иностранных дел в подвалах
министерства иностран-
ных дел. Протокол этого совещания
из-за вынужденного от-
сутствия доктора Шмидта вел Густав
Хилгер, советник
германского посольства в Москве,
который выступал во вре-
мя совещаний в роли одного из переводчиков.
*
Черчилль уверяет, что налет по времени был приурочен к этому
событию. «Нас заранее известили
о проходивших совещаниях, — писал он позднее, - и хотя мы не были приглашены
на переговоры, оставаться совсем в стороне от них не захотели» (Черчилль
У. Их звездный час, с- 584). - Прим. авт.
В то время как английские бомбардировщики
проноси-
лись в ночном небе над Берлином,
а зенитные орудия били
по ним без особого успеха, двуличный
нацистский министр
иностранных дел пытался последний
раз втянуть русских в
тройственный пакт. Он вытащил из
своего кармана проект
соглашения, которое, по сути дела,
превращало тройствен-
ный пакт в пакт четырех (в качестве
четвертого члена вы-
ступала Россия). Молотов терпеливо
выслушал, пока Риб-
бентроп дочитал до конца.
Статья II составляла суть пакта.
В соответствии с этой
статьей Германия, Италия, Япония
и Советский Союз обя-
зались «уважать естественные сферы
влияния друг друга».
Любые споры, затрагивающие их интересы,
должны быть
урегулированы «мирным путем». Оба
фашистских государ-
ства и Япония соглашались «признать
нынешние границы
владений Советского Союза и уважать
их». Все четыре стра-
ны, согласно статье III, договаривались
не вступать ни в
какие союзы, «направленные против
одной из четырех дер-
жав», и не поддерживать их.
Само соглашение будет опубликовано,
убеждал Риббен-
троп, но, разумеется, без секретных
протоколов, которые он
тут же стал зачитывать. Наиболее
важный из них определял
«территориальные устремления» каждой
из стран — участ-
ниц пакта. Четко указывались и устремления
России — «к
югу от государственных границ Советского
Союза, в направ-
лении к Индийскому океану».
Молотов не клюнул на эту приманку.
Предлагаемый до-
говор он воспринял как откровенную
попытку отвлечь Рос-
сию от ее традиционных устремлений
в западном направле-
нии, в Прибалтику, на Балканы и
через проливы к
Средиземному морю, где Советская
Россия неизбежно стол-
кнулась бы с алчными замыслами Германии
и Италии. СССР
не был, по крайней мере в данный
момент, заинтересован в
Индийском океане, находившемся так
далеко. «Что интересу-
ет Советский Союз в данный момент,
- отвечал Молотов, -
так это Европа и турецкие проливы.
Следовательно, соглаше-
ния на бумаге для Советского Союза
недостаточно; он будет
настаивать на эффективных гарантиях
своей безопасности».
«Вопросы, которые интересуют Советский
Союз, — уточнил
Молотов, — касаются не только
Турции, но и Болгарии... Однако
судьба Румынии и Венгрии Советскому
Союзу также не может
быть безразлична при любых обстоятельствах.
Далее, Советский
Союз интересует, каковы намерения
держав оси в отношении
Югославии и Греции, а также что
намерена предпринять Герма-
ния в отношении Польши... Советское
правительство интересу-
ет также вопрос о шведском нейтралитете...
Кроме того, суще-
ствует вопрос выхода из Балтийского
моря...»
Неутомимый, с бесстрастным лицом,
советский комис-
сар по иностранным делам не оставил
камня на камне от
доводов Риббентропа, который чувствовал
себя погребен-
ным под нескончаемым градом вопросов,
ибо Молотов в
этот момент сказал, что был бы признателен,
если бы его
собеседник ответил на них, и немец
запротестовал: его «до-
прашивают слишком подробно».
«Я могу только снова и снова повторять,
— отвечал он
слабым голосом, — что решающий
вопрос заключается в том,
готов ли Советский Союз сотрудничать
с нами в великой
ликвидации Британской империи».
Молотов гут же с нескрываемой язвительностью
ответил.
Хилгер занес это в свои записи:
«В своем ответе Молотов напомнил,
что Германия считает
войну против Англии фактически
уже выигранной. Поэтому
если, как утверждает Гитлер,
Германия ведет против Англии
борьбу не на жизнь, а на смерть,
то, стало быть, это означает,
что Германия сражается за жизнь,
а Англия — за смерть».
Этот сарказм Риббентроп, человек
непроходимой тупос-
ти вероятно, пропустил мимо ушей,
но Молотов не упустил
представившейся ему возможности.
На постоянные увере-
ния немца, что с Англией покончено,
комиссар в конце
концов ответил: «Если это так, то
почему мы сидим в укры-
тии и чьи это бомбы падают на нас?»*
*
Описание эпизода приводит в своей книге «Их звездный час»
Черчилль, которому об этом рассказал
позднее Сталин. - Прим. авт.
Проведя столь утомительные переговоры
с неуступчи-
вым партнером из Москвы и еще раз
убедившись через пару
недель в ненасытности аппетитов
Сталина, Гитлер принял
окончательное решение.
Здесь следует отметить, что советский
диктатор, вопреки
последующим утверждениям в обратном,
принял предложение
Гитлера присоединиться к фашистскому
лагерю, хотя и за
более высокую цену, чем это было
предложено Молотову в
Берлине. 26 ноября, едва прошло
две недели с момента возвра-
щения Молотова из Германии, как
он информировал немец-
кого посла в Москве, что Россия
готова присоединиться к
пакту четырех держав при соблюдении
следующих условий:
1) немецкие войска будут немедленно
выведены из Финлян-
дии, которая... входит в сферу
влияния Советского Союза;
2) в течение ближайших нескольких
месяцев безопасность
Советского Союза и проливов будет
гарантирована заключе-
нием договора о взаимопомощи
между СССР и Болгарией... и
созданием базы для сухопутных
и военно-морских сил Совет-
ского Союза в пределах досягаемости
Босфора и Дарданелл на
основе долгосрочной аренды;
3) район к югу от Батуми и Баку
в общем направлении к
Персидскому заливу признается
как сфера устремлений Со-
ветского Союза;
4) Япония аннулирует свои права
на концессии по добыче
Угля и нефти на Северном Сахалине.
В целом Сталин просил вместо двух,
предусмотренных
немцами, пять секретных протоколов
для оформления
новых предложении и на всякий случай
оговорил, что если
Россия встретит препятствия со стороны
Турции при реш
нии вопроса о базах для контроля
над проливами, то четыре
державы предпримут военные меры
против нее.
Цена предложений оказалась значительно
выше, чем
предполагал Гитлер. Он пытался держать
Россию вне Eвро-
пы, а тут Сталин требует Финляндию,
Болгарию, добивается
контроля над проливами, а по существу
- над нефтеносны-
ми районами в Аравии и Персидском
заливе, откуда посту-
пала основная часть потребляемой
Европой нефти. Русские
даже не упомянули про Индийский
океан, который Гитлер
пытался им подсунуть в качестве
объекта устремлений.
«Сталин умен и коварен, - говорил
Гитлер своим выс-
шим военачальникам. - Он требует
все больше и больше
Это хладнокровный шантажист. Победа
Германии стала не-
переносимой для России, поэтому
необходимо поставить ее
на колени как можно скорее».
Великий хладнокровный нацистский
шантажист встре-
тил равного себе, и осознание этого
факта привело его в
неистовство. В начале декабря он
попросил Гальдера пред-
ставить ему разработанный генеральным
штабом сухопут-
ных войск план нападения на Советский
Союз. 15 декабря
Гальдер и Браухич, исполненные сознанием
долга, принесли
ему этот план, и в итоге четырехчасового
обсуждения он его
одобрил. Как в захваченном военном
дневнике ОКВ, так и
в личном дневнике Гальдера содержится
описание этого ре-
шающего совещания. Нацистский диктатор
подчеркивал, что
оборона Красной Армии должна быть
прорвана к северу и к
югу от Припятских болот, а сама
Красная Армия окружена и
уничтожена, «как в Польше». Захватить
Москву, говорил он
Гальдеру, не столь важно. Важно
уничтожить живую силу
России. К наступлению присоединятся
Румыния и Финлян-
дия, но не Венгрия. Горную дивизию
генерала Дитля, дисло-
цированную в Нарвике, необходимо
перебросить через Се-
верную Швецию в Финляндию для наступления
на советскую
Арктику*. Всего для этой большой
кампании выделялось от
120 до 130 дивизий.
* Швеция, отказавшая в транзите
союзникам во время русско-
финской воины, позволила провезти
по своей территории эту полностью вооруженную дивизию. Венгрии присоединилась
к войне против России немного позднее. — Прим. авт.
В своих заметках об этом совещании,
как и в предыду-
щих ссылках на план нападения на
Россию, генерал Гальдер
пользовался кодовым наименованием
«Отто». Менее чем
через две недели, 18 декабря 1940
года, кодовое наименова-
ние, которое войдет в историю, будет
изменено. В этот день
Гитлер перешел Рубикон: он издал
Директиву № 21. Опера-
ция получила наименование «Барбаросса».
Совершенно секретно
Ставка фюрера
18. 12 1940 года
Германские вооруженные силы должны
быть готовы раз-
бить Советскую Россию в ходе
кратковременной кампании
еще до того, как будет закончена
война против Англии (вари-
ант «Барбаросса»).
Сухопутные войска должны использовать
для этой цели
все находящиеся в их распоряжении
соединения, за исключени-
ем тех, которые необходимы для
защиты оккупированных тер-
риторий от всяких неожиданностей...
Приготовления... следует начать
уже сейчас и закончить
к 15 мая 1941 года.
Решающее значение должно быть
придано тому, чтобы
наши намерения напасть не были
распознаны.
Итак, нападение было назначено
на середину мая буду-
щей весны. Общий замысел операции
«Барбаросса» Гитлер
определил следующим образом:
Основные силы русских сухопутных
войск, находящиеся в
Западной России, должны быть
уничтожены в смелых опера-
циях посредством глубокого, быстрого
выдвижения танковых
клиньев. Отступление боеспособного
противника на широкие
просторы России должно быть предотвращено...
Конечной целью операции является
создание заградитель-
ного барьера против Азиатской
России по общей линии Волга -
Архангельск.
Затем в директиве значительное место
было уделено де-
тальному изложению основных направлений
наступления*.
* Многие историки считают, что в
первом варианте «Барбароссы»
Гитлер не касался деталей. Это неверное
представление сложилось, вероятно, из-за сокращенного перевода на английский.
В полном немецком тексте содержится множество подробностей, что говорит
о том, как далеко продвинулось планирование уже на этой ранней стадии.
— Прим. авт.
Были поставлены задачи Румынии и
Финляндии. Они
должны были обеспечить исходные
районы сосредоточения
для наступления на Крайнем Севере
и на южном фланге а
также выделить войска в помощь немецким
армиям, дей-
ствующим на этих направлениях. Особенно
важная роль
отводилась Финляндии. Финско-немецкие
армии должны
были наступать на Ленинград и Ладожское
озеро, перерезать
Мурманскую железную дорогу, захватить
никелевые рудни-
ки Петсамо и оккупировать русские
незамерзающие порты
в Арктике. Многое, по признанию
Гитлера, зависело от
того, разрешат ли шведы транзит
немецких войск из Норве-
гии. И он правильно предсказывал,
что шведы в данном
случае уступят.
Границей главных операций, по мнению
фюрера, долж-
ны бьыи стать Припятские болота.
Основной удар предпо-
лагалось нанести к северу от болот
двумя группами армий.
Одна группа армий будет наступать
через Прибалтийские
государства на Ленинград; другая
группа армий - через Бе-
лоруссию, затем повернет на север,
чтобы соединиться с
первой группой. Таким образом, остатки
советских войск,
которые попытаются отступить из
Прибалтики, окажутся в
западне. Только после этого будет
предпринято наступление
на Москву. Захват русской столицы,
еще две недели назад
казавшийся фюреру «несущественным»,
теперь приобретал
большое значение. «Захват этого
города, — писал он, — озна-
чает решающую политическую и экономическую
победу, не
говоря уже о падении самого важного
железнодорожного
узла страны». И он подчеркивал,
что Москва является не
только главным центром коммуникаций
России, но и ос-
новным производителем вооружений.
Третья группа армий будет наступать
южнее болот через
Украину на Киев; ее главная задача
- сокрушить противни-
ка атакой во фланги и уничтожить
войска к западу от Днеп-
ра. Далее, на юге немецко-румынские
войска будут прикры-
вать фланг главных сил на этом направлении
и наступать на
Одессу вдоль побережья Черного моря.
После этого будет
захвачен Донецкий бассейн, где сосредоточено
до 60 про-
центов советской промышленности.
Грандиозный план Гитлера был окончательно
отрабо-
тан перед самыми рождественскими
праздниками 1940 года,
причем настолько хорошо, что позднее
не потребовалось
вносить в него никаких существенных
изменений. В целях
обеспечения секретности было изготовлено
только девять
копий директивы: по одному экземпляру
для каждого из
трех видов вооруженных сил; остальные
хранились в штабе
ОКВ. Даже высшим командирам полевых
войск, как давала
понять директива, следовало разъяснить,
что план подго-
товлен в качестве меры «предосторожности»,
на случай,
«если Россия изменит свое прежнее
отношение к нам». И
Гитлер дал указание, что число офицеров,
допущенных к
этому секрету, должно оставаться
минимальным. «Иначе
существует опасность, что наши приготовления
станут из-
вестны, и это вызовет серьезнейшие
политические и воен-
ные осложнения».
Нет никаких свидетельств, указывающих
на то, что гене-
ралы в высшем руководстве армии
возражали против реше-
ния Гитлера повернуть оружие против
Советского Союза,
который, добросовестно выполняя
условия пакта с Германи-
ей, позволил последней одержать
победы в Польше и на
Западе. Позднее Гальдер будет с
иронией писать о «русской
авантюре Гитлера», утверждая, что
с самого начала высшие
военачальники были против этого.
Однако в записях за
декабрь 1940 года в его объемистом
дневнике нет ни слова,
которое подтвердило бы это заявление.
В действительности
из дневниковых записей складывается
впечатление, что все
военачальники были полны энтузиазма
в связи с намечае-
мой авантюрой, за планирование которой
сам начальник
генерального штаба нес основную
ответственность.
Во всяком случае, Гитлер бросил жребий,
и, хотя он не
мог знать об этом, его судьба была
окончательно решена
18 декабря 1940 года. Испытав наконец
чувство облегчения
от принятого решения, как он рассказывал
позднее, фюрер
отправился на рождественские праздники
к своим солдатам
и летчикам на побережье Ла-Манша,
чтобы оказаться, веро-
ятно, подальше от России. Нужно
было выбросить из голо-
вы, насколько возможно, всякие мысли
о шведском короле
Карле XII и о Наполеоне Бонапарте,
которые после стольких
побед, не менее великих, чем его
нынешние, потерпели
катастрофу на бескрайних русских
просторах. Насколько
серьезно занимали они его мысли?
К этому времени, как
явствует из архивных материалов,
бывший венский бродяга
уже считал себя величайиим завоевателем,
каких когда-
либо видел мир. Им овладела мания
величия - фатальная
болезнь всех завоевателей.