Вопреки очевидным намерениям
Гитлера - наращи-
вание германских войск в Восточной
Польше, присутствие
миллиона нацистских войск на Балканах,
захват вермахтом
Югославии и Греции, оккупация Румынии,
Болгарии и
Венгрии - обитатели Кремля, и прежде
всего Сталин, не-
преклонные реалисты, какими они
слыли и какими были на
самом деле, слепо верили, что России
все же удастся избе-
жать ярости нацистского диктатора.
Обладая их подозри-
тельностью и являясь очевидцами
событий, происходивших
в Юго-Восточной Европе, было просто
невозможно не воз-
мущаться действиями Гитлера. И тем
не менее было что-то
нереальное, почти невероятное, совершенно
гротескное в
дипломатическом обмене между Москвой
и Берлином в эти
весенние дни (что исчерпывающе зафиксировано
в захва-
ченных нацистских архивных документах),
из которого яв-
ствует, что немцы неуклюже стремились
водить за нос Кремль
до самого последнего момента, а
советские лидеры, очевид-
но, были не в состоянии в полной
мере оценить обстановку
и своевременно отреагировать на
происходящее.
Хотя Советы и протестовали несколько
раз против ввода
немецких войск в Румынию и Болгарию,
а затем против
нападения на Югославию и Грецию,
усматривая в этом
нарушение условий нацистско-советского
пакта и угрозу
русским «интересам безопасности»»
они продолжали уми-
ротворять Берлин. Сталин лично проводил
эту линию. 13 ап-
реля 1941 года посол фон Шуленбург
передал в Берлин
любопытное донесение, в котором
описывал, как при отъез-
де из Москвы японского министра
иностранных дел Есукэ
Мацуоки Сталин сделал «намеренно
дружественный жест»
не только по отношению к японцу,
но и по отношению к
немцам.
«Сталин открыто подозвал меня,
— телеграфировал Шу-
ленбург, - и, положив руку мне
на плечо, сказал: «Мы должны
оставаться друзьями и вы обязаны
сделать все для этого!»
Спустя некоторое время он обернулся
к исполнявшему обязан-
ности военного атташе полковнику
Кребсу и, удостоверив-
шись, что он действительно немец,
сказал ему: «Мы с вами
останемся верными друзьями и
в беде, и в радости!»
Через три дня немецкий поверенный
в делах в Москве
Типпельскирх телеграфировал в Берлин,
что демонстрация
на вокзале подтвердила дружественное
отношение Сталина
к Германии и что это особенно важно
«ввиду упорно цир-
кулирующих слухов о предстоящем
конфликте между Гер-
манией и Советским Союзом». Днем
раньше Типпельскирх
информировал Берлин, что Кремль
после длившихся в тече-
ние долгих месяцев ожесточенных
споров безоговорочно
принял немецкие предложения по урегулированию
границы
между двумя странами от реки Игорка
до Балтийского моря.
«Уступчивость Советского правительства
весьма примеча-
тельна», - писал он. В свете того,
что готовилось Берлином,
такая уступчивость действительно
была примечательна.
Советское правительство проявляло
уступчивость и в
вопросах снабжения стратегическим
сырьем Германии, за-
жатой английской блокадой. 5 апреля
1941 года Шнурре,
который вел торговые переговоры
с Москвой, торжествую-
ще докладывал своим нацистским хозяевам,
что после за-
держки русских поставок в яниаре
и феврале 1941 года ввиду
«охлаждения политических отношений»
они «стремительно
увеличились в марте, особенно поставки
зерна, нефти, мар-
ганцевой руды, цветных и драгоценных
металлов».
«Транзит через Сибирь, — добавил
он, — осуществляется,
как всегда, успешно. По нашей
просьбе Советские правитель-
ство даже выделило в наше распоряжение
специальный товар-
ный состав для перевозки каучука
от Манчжурской границы».
Через шесть недель, 15 мая, Шнурре
докладывал, что
русские выделили несколько специальных
товарных соста-
вов, с тем чтобы 4 тысячи тонн остро
необходимого нату-
рального каучука были доставлены
в Германию по Трансси-
бирской магистрали.
«Русские пунктуально поставляют
то количество сырья,
которое оговорено контрактом,
несмотря на то, что это
ложится на них тяжелым бременем...
У меня сложилось впе-
чатление, что мы можем предъявить
Москве такие экономи-
ческие требования, которые выходят
за рамки торгового со-
глашения от 10 января, требования,
рассчитанные на
обеспечение немецких потребностей
в продовольствии и сырье
в размерах, превышающих контракт».
Немецкие поставки машин и оборудования
России от-
ставали от установленных сроков,
но Шнурре, по-видимому,
это не беспокоило, раз сами русские
не тревожились. Одна-
ко 15 мая его взволновало другое.
«Возникают большие
затруднения, - жаловался он, - из-за
бесчисленных слухов о
предстоящем конфликте между Германией
и Россией». Вину
за эти слухи он возлагал на немецкие
официальные источ-
ники. В обстоятельном меморандуме
министерству иност-
ранных дел Шнурре объяснял, что
затруднения проистекают
не от русских, а от немецких промышленных
фирм, которые
пытаются разорвать контракт с русскими.
Здесь следует отметить, что Гитлер
делал все возможное,
чтобы опровергнуть эти слухи, но
одновременно упорно
убеждал своих генералов и высших
чиновников, что угроза
нападения на Германию со стороны
России нарастает. Не-
смотря на то что генералы по данным
военной разведки
знали, что это не так, гипнотическое
влияние Гитлера на
них было настолько сильно, что даже
после войны Гальдср,
Браухич, Манштейн и другие (но не
Паулюс, который, оче-
видно, был более честен) утверждали,
будто концентрация
советских войск ни польской границе
к началу лета приоб-
рела угрожающий характер.
Граф фон Шуленбург, прибывший из
Москвы в краткос-
рочный отпуск в Берлин, встретился
с Гитлером 28 апреля
и пытался убедить его в миролюбивых
намерениях России.
«Россия очень встревожена
слухами о предстоящем нападе-
нии на нее Германии, — объяснял
он Гитлеру. - Не могу
поверить, что Россия собирается
напасть на Германию. Если
Сталин не мог идти вместе с Англией
и Францией в 1939 году,
когда эти две страны были еще сильны,
то сегодня, когда
Франция разгромлена, а Англия жестоко
побита, он тем
более не примет такого решения.
Наоборот, я убежден, что
Сталин готов идти нам на дальнейшие
уступки».
Фюрер изобразил притворный скептицизм.
Он заявил,
что воспринимает события в Сербии
как предостережение,
«Какой дьявол вселился в русских,
когда они заключали
пакт о дружбе с Югославией?»*— вопрошал
фюрер. Он,
правда, не верит, что «Россия способна
напасть на Герма-
нию», тем не менее он обязан «проявлять
осторожность»,
* 5 апреля,
за день до нападения Германии на Югославию, Совет-
ское правительство предприняло отчаянную
попытку воспрепятствовать намерениям Гитлера - в срочном порядке заключило
договор о дружбе и ненападении с новым югославским правительством. Молотов
информировал об этом Шуленбурга накануне нападения, и посол воскликнул,
что момент для этого выбран очень неудачный, и безуспешно пытался уговорить
русских по крайней мере отложить подписание договора. — Прим. авт.
Гитлер ничего не сказал своему послу
в Советском Союзе о
планах, направленных против этой
страны, и Шуленбург,
честный и порядочный дипломат старой
школы, оставался
до конца в полном неведении относительно
его планов.
Сталин тоже пребывал в неведении,
несмотря на много-
численные предостережения и симптомы,
указывающие на
подлинные замыслы Гитлера. 22 апреля
Советское прави-
тельство официально заявило протест
по поводу 80 случаев
нарушения границы немецкими самолетами,
имевших мес-
то в период между 27 марта и 18
апреля, подробно описав
каждый случай нарушения воздушного
пространства. В од-
ном случае в немецком разведывательном
самолете, призем-
лившемся недалеко от Ровно 15 апреля,
была обнаружена
фотокамера с засвеченной пленкой
и разорванная топогра-
фическая карта западных областей
СССР, «которые со всей
очевидностью говорят о целях экипажа
этого самолета».
Даже протестуя, русские вели себя
более чем корректно.
Пограничным войскам был отдан приказ,
говорилось в ноте,
«не открывать огня по немецким самолетам,
летящим над
советской территорией, пока эти
полеты не участятся».
В начале мая Сталин предпринял новые
шаги к прими-
рению: в угоду Гитлеру он выпроводил
из Москвы диплома-
тических представителей Бельгии,
Норвегии, Греции и даже
Югославии и закрыл их посольства.
Он признал пронацис-
тское правительство Рашида Али в
Ираке. Советской прессе
были даны строжайшие указания воздержаться
от публика-
ции таких материалов, которые могли
бы спровоцировать
Германию.
«Такая демонстрация намерении
сталинского правитель-
ства, - телеграфировал Шуленбург
в Берлин 12 мая, - рассчи-
тана... на ослабление напряженности
между Советским Со-
юзом и Германией и создание более
благоприятной атмосферы
на будущее. Мы должны помнить,
что сам Сталин всегда
выступал в поддержку дружественных
отношений между Гер-
манией и Советским Союзом».
Хотя Сталин давно обладал абсолютной
диктаторской
властью в Советском Союзе, Шуленбург
в этом донесении
впервые употребил термин «сталинское
правительство». Для
этого у него имелись достаточные
основания: 6 мая Сталин
взял на себя полномочия Председателя
Совета Народных
Комиссаров, заменив на этом посту
Молотова, который ос-
тался Народным комиссаром по иностранным
делам. Впер-
вые всемогущий секретарь Коммунистической
партии взял
на себя функции главы правительства,
и мир воспринял это
как признак того, что ситуация для
Советского Союза на-
столько осложнилась, особенно его
отношения с нацистской
Германией, что с ней мог справиться
только Сталин, будучи
номинальным и фактическим главой
правительства. Такая
интерпретация событий была очевидна,
но была и другая, не
столь очевидная, о которой проницательный
немецкий по-
сол в Москве сразу же догадался
и сообщил в Берлин.
Посол докладывал, что Сталин был
недоволен ухудшени-
ем германо-советских отношений и
вину за это в значитель-
ной мере возложил на Молотова, проводившего
свою неук-
люжую дипломатию.
«По моему мнению, - докладывал
Шуленбург, - можно со
всей определенностью утверждать,
что Сталин поставил пе-
ред собой внешнеполитическую
цель исключительной важнос-
ти... которой он надеется достигнуть
посредством личных
усилий. Я твердо верю, что ввиду
осложнений международной
обстановки Сталин поставил перед
собой цель уберечь Совет-
ский Союз от конфликта с Германией».
Неужели хитрый советский диктатор
не понял к середи-
не мая 1941 года, что это уже недостижимая
цель, что,
чтобы достигнуть поставленной цели,
не оставалось уже
ничего, кроме как капитулировать
перед Гитлером? Навер-
няка он понимал, что означает захват
Гитлером Югославии
и Греции, концентрация огромных
масс немецких войск у
юго-восточных границ Советского
Союза в Румынии и
Венгрии, наращивание сил вермахта
у восточной границы
Польши. Да и слухи, упорно циркулировавшие
в Москве,
до него, конечно, доходили. К началу
мая то, что Шулен-
бург назвал в донесении от 2 мая
«слухами о неизбежном
германо-советском военном столкновении»,
настолько рас-
пространилось по советской столице,
что ему и его сотруд-
никам в немецком посольстве стало
просто трудно с этим
бороться.
«Пожалуйста, имейте а виду, -
писал он в Берлин, - что
попытки противодействовать этим
слухам здесь^ в Москве,
неминуемо окажутся неэффективными,
если такие слухи бу-
дут непрерывно поступать из Германии
и если каждый приез-
жающий в Москву или проезжающий
через нее, принося с собой
эти слухи, сможет и подтвердить
их, ссылаясь на конкретные
факты».
Дипломат с большим опытом, Шуленбург
и сам был
охвачен подозрениями. Он получил
указание из Берлина по-
прежнему опровергать слухи и распространять
версию, буд-
то не только не наблюдается никакого
сосредоточения не-
мецких войск у русских границ, но
и значительные силы
(восемь дивизий, как ему было сообщено
в порядке личной
информации) перебрасываются с востока
на запад. Вероят-
но, подобные инструкции лишь усиливали
беспокойство
посла, поскольку к этому времени
пресса во всем мире
начала трубить о наращивании немецких
военных сил у
советских границ.
Однако Сталин задолго до этого получил
недвусмыслен-
ные предупреждения о планах Гитлера
и, вероятно, не при-
дал им значения. Наиболее серьезное
предупреждение по-
ступило от правительства Соединенных
Штатов.
В начале января 1941 года американский
торговый атташе
в Берлине Сэм Е. Вудз направил в
государственный департа-
мент конфиденциальное донесение,
в котором сообщал, что,
как ему стало известно из заслуживающих
доверия немецких
источников, Гитлер планирует нападение
на Россию весной
этого года. Это было длинное и подробное
донесение с изло-
жением в общих чертах плана нападения,
разработанного ге-
неральным штабом (оно оказалось
совершенно точным), и
приготовлений к экономической эксплуатации
Советского
Союза после того, как страна будет
завоевана*.
* Корделл Хэлл раскрывает детали этого обстоятельства
в своих
мемуарах. У Вудза был друг из числа
анти нацистски настроенных
немцев, который имел связи в высших
эшелонах дласти, Рейхсбанке и партии. Еще в августе 1940 года этот друг
информировал Вудза о
совещаниях в ставке Гитлера, на
которых обсуждались планы нападения на Советский Союз. С тех пор этот источник
держал Вудза в курсе приготовлений, которые велись как в генеральном штабе,
так и в ведомствах, разрабатывавших планы экономического грабежа России.
Во избежание разоблачений Вудз встречался
со своим другом в различных кинотеатрах и в темноте получал от него краткие
записи (см. Хэлл К. Мемуары).
Я покинул Берлин в декабре 1940 года.
Джордж Кеннэн, блестящий
американский дипломат, остававшийся
в Берлине, утверждает, что
посольство получало из различных
источников информацию о предстоящем нападении на Россию. За две или три
недели до нападения, по славам Кеннэна, американский консул в Кенигсберге
сообщал точную дату нападения. - Прим. авт.
Государственный секретарь Корделл
Хэлл сначала ре-
шил, что Вудз стал жертвой провокации
немецкой агентуры.
Он пригласил Эдгара Гувера. Шеф
ФБР прочитал донесение
и признал его подлинным. Вудз называл
имена некоторых
источников, служивших как в различных
министерствах в
Берлине, так и в немецком генеральном
штабе, и после
проверки в Вашингтоне пришли к выводу,
что эти люди
относятся к той категории сотрудников,
которые знают о
том, что замышляется в верхах, и
настроены достаточно
враждебно по отношению к нацизму,
чтобы ненароком раз-
болтать секреты. Несмотря на натянутые
отношения, суще-
ствовавшие тогда между американским
и советским прави-
тельствами, Хэлл решил проинформировать
русских и
попросил заместителя госсекретаря
Самнера Уэллеса сооб-
щить суть донесения из Берлина советскому
послу Констан-
тину Уманскому. Это было сделано
20 марта.
«Мистер Уманский побледнел, —
писал позднее Уэллес. —
Он молчал некоторое время, а
затем просто сказал: «Я полно-
стью осознаю серьезность сделанного
вами сообщения... и не-
медленно сообщу своему правительству
о нашем разговоре».
Поверило ли оно в подлинность этой
своевременно пред-
ставленной разведывательной информации
и осталось ли
благодарно американскому правительству,
об этом Советс-
кое правительство нс сделало даже
намека. В действительно-
сти, как пишет в своих мемуарах
Корделл Хэлл, Москва
стала проявлять больше враждебности
и резкости, так как
американская поддержка Англии сделала
невозможной снаб-
жение России всеми теми материалами,
которых она требо-
вала. Тем не менее, как утверждает
Хэлл, государственный
департамент, получив в первой декаде
июня донесения из
своих посольств в Бухаресте и Стокгольме
о том, что Герма-
ния вторгнется в Россию в ближайшие
две недели, препро-
водил копии этих донесении своему
послу в Москве Штейн-
гардту, который передал их Молотову.
Черчилль также пытался предупредить
Сталина. 3 апреля
он попросил своего посла в Москве
Стаффорда Криппса
передать личное письмо диктатору,
указав на важность для
России передислокаций немецких войск
в Южной Польше,
о которых ему стало известно от
английского агента. Криппс
задержался с передачей этого сообщения
русским, и Чер-
чилль не сумел скрыть своего раздражения,
даже когда пи-
сал об этом эпизоде спустя многие
годы.
Криппс узнал дату нападения на Сойотский
Союз в кон-
це апреля, и немцам это стало известно.
24 апреля немецкий
военно-морской атташе в Москве направил
короткое сооб-
щение командованию военно-морских
сил в Берлине:
«Английский посол называет 22
июня днем начала войны».
Это донесение, обнаруженное среди
прочих нацистских
документов, было занесено в тот
же день в журнал герман-
ских ВМС с добавлением восклицательного
знака в конце.
Адмиралы были удивлены точностью
предсказания, сделан-
ного английским послом. Бедный военно-морской
атташе,
который, подобно послу в Москве,
не был допущен к сек-
рету, добавил в своем донесении,
что это «явный абсурд».
Так, должно быть, думал и Молотов.
22 мая он принял
Шуленбурга, чтобы обсудить с ним
различные вопросы. «Он
был, как обычно, любезен, самоуверен
и хорошо осведом-
лен», — докладывал посол в Берлине
и вновь подчеркивал,
что Сталин и Молотов, «два
наиболее могущественных че-
ловека в Советском Союзе», изо всех
сил стремятся избе-
жать конфликта с Германией. Только
в одном проницатель-
ный посол глубоко ошибался: при
сложившихся
обстоятельствах Молотов не мог быть
«хорошо осведомлен».
Однако не был осведомлен и сам посол.
Насколько плохо был осведомлен русский
комиссар по
иностранным делам, явствует из опубликованного
14 июня
1941 года, всего за неделю до немецкого
нападения, заявле-
ния. В этот вечер Молотов пригласил
Шуленбурга и вручил
ему текст заявления ТАСС, которое,
по словам комиссара,
предполагалось вечером передать
по радио, а завтра утром
опубликовать в газетах. Обвинив
Криппса в распростране-
нии в английской и иностранной прессе
слухов о немину-
емой войне между Советским Союзом
и Германией, он
ознакомил посла с официальным заявлением
Советского
правительства, которое заклеймило
слухи как «очевидный
абсурд... неуклюжий пропагандистский
маневр сил, высту-
пающих против Советского Союза и
Германии». Далее в
заявлении добавлялось:
«В советских кругах считают, что
слухи о намерении
Германии... предпринять нападение
на СССР лишены всякой
почвы».
Даже недавнее передвижение немецких
войск с Балкан к
советской границе объявляюсь
в заявлении как «не имеющее
касательства к советско-германским
отношениям». Что ка-
сается слухов о том, будто Советский
Союз собирается на-
пасть на Германию, то они «лживые
и провокационные».
Ирония заявления ТАСС усиливается
двумя акциями с
немецкой стороны, одна из которых
была предпринята в
день опубликования заявления, 15
июня, другая — на следу-
ющий день.
15 июня Риббентроп из Венеции, где
он совещался с
Чиано, направил секретную депешу
в Будапешт, предупреж-
дая венгерское правительство, что
необходимо «принять меры
по обеспечению своих границ».
«Ввиду большого сосредоточения
русских войск у восточной
границы Германии фюрер, вероятно,
будет вынужден, самое
позднее, в начале июля внести
ясность в германо-русские от-
ношения и в этой связи предъявить
определенные требования».
Немцы делали намек венграм, но не
своему основному
союзнику. Когда на следующий день
Чиано во время про-
гулки на гондоле по каналам Венеции
спросил Риббентропа
про слухи о неизбежном нападении
Германии на Россию,
нацистский министр иностранных дел
ответил:
«Дорогой Чиано, я не могу ничего
сказать, потому что
каждое решение находится под
замком в непроницаемой груди
фюрера. Однако одно несомненно:
если мы нападем на них, то
Россия Сталина будет стерта с
карты мира в пределах восьми
недель»*.
* Это взято из последней дневниковой записи
Чиано, сделанной
23 декабря 1943 года в камере N
37 веронской тюрьмы, за несколько дней до казни. Итальянское правительство,
по его воспоминаниям, узнало о немецком вторжении и Россию через полчаса
после его начала. - Прим. авт.
14 июня 1941 года, в то время как
Кремль готовился
оповестить по радио весь мир о том,
что слухи о немецком
нападении на Россию не что иное,
как «очевидный абсурд»,
Адольф Гитлер проводил заключительное
военное совеща-
ние по плану «Барбаросса» с ведущими
генералами вермах-
та. К осуществлению графика сосредоточения
войск на Во-
стоке и их развертывания на исходных
позициях приступили
22 мая. Пересмотренный вариант графика
был издан через
несколько дней. Этот длинный и детально
разработанный
документ свидетельствует, что к
началу июня не только было
закончено составление всех планов,
связанных с нападени-
ем па Россию, но и осуществлялась
строго по графику пе-
реброска войск,артиллерии и танков,самолетов,
кораблей и
грузов материально-технического
снабжения. В журнале
военно-морских сил имеется краткая
запись от 29 мая: «Под-
готовителыюе передвижение боевых
кораблей в соответ-
ствии с планом «Барбаросса» началось».
Переговоры с гене-
ральными штабами Румынии, Венгрии
и Финляндии — по-
следняя стремилась вернуть себе
отобранное русскими в
ходе зимней военной кампании — были
завершены. 9 июня
Гитлер направил из Берхтесгадена
приказ о созыве главно-
командующих трех видов вооруженных
сил и высших воена-
чальников полевых войск на заключительное
совещание по
операции «Барбаросса», которое должно
было состояться в
Берлине 14 июня.
Несмотря на всю чудовищность задачи,
не только Гит-
лер, но и его генералы чувствовали
себя вполне уверенно, в
последний раз обсуждая детали самой
крупной военной опе-
рации в истории, сводившейся к массированному
наступле-
нию на фронте протяженностью около
1500 миль- от Се-
верного Ледовитого океана до Черного
моря. Накануне
вечером Браухич вернулся в Берлин
после инспекционной
проверки концентрации сил на Востоке.
Гальдер отметил в
своем дневнике, что главнокомандующий
сухопутными вой-
сками остался доволен результатами
поездки- «Общее впе-
чатление отрадное, - записал начальник
генерального шта-
ба. - Войска в хорошем состоянии».
Военное совещание 14 июня длилось
с 11 часов дня до
6.30 вечера. Во время обеденного
перерыва Гитлер устроил
своим генералам очередную накачку
перед сражением. Со-
гласно Гальдеру, это была «большая
политическая речь», в
которой Гитлер подчеркнул, что вынужден
напасть на Рос-
сию, потому что ее разгром «вынудит
Англию прекратить
борьбу». Однако кровожадный фюрер
этим заявлением, дол-
жно быть, не ограничился. Кейтель
рассказал об этом во
время допроса на Нюрнбергском процессе:
«Главный смысл его выступления
сводился к тому, что это
решающая битва между двумя идеологиями,
и ту практику
ведения войны, которую мы знали
как солдаты, - единственно
правильную по международным законам,
— следует измерять
совершенно иными мерками».
Затем Гитлер отдал различные приказы
по осуществле-
нию беспрецедентного террора в России.
- Выступили вы или кто-либо из присутствовавших
ге-
нералов с возражениями против этих
приказов?— спросил
Кейтеля его адвокат.
- Нет. Я лично не высказал никаких
возражений, — ответил генерал.- И никто из генералов не выступил с возражениями,
— добавил он*.
* Это подтверждает Хассель. 16 июня
он записывает в своем днев-
нике: «Браухич и Гальдер уже согласились
с тактикой Гитлера (в России). Таким образом, армия должна взять на себя
ответственность за убийства и поджоги, которая до сих пор лежала на СС».
Сначала анти нацистские заговорщики
наивно полагали, что приказы Гитлера на осуществление террора в России
могут вызвать шок у генералов и побудить их присоединиться к антинацистскому
движению.
Но к 16 июня Хассель почувствовал
себя разочарованным. В этот день запись в его дневнике начинается словами:
«Серия совещаний с Попитцем, Герделером, Веком и Остером, на которых рассматривался
вопрос о том, что конкретные приказы, полученные командующими армиями,
но еще не переданные и войска, возможно, откроют глам военачальникам на
характер режима, во имя которого они сражаются. Эти приказы касаются жестоких...
мер, которые солдаты должны применять против большевиков после нападения
на Россию.
Мы пришли к заключению, что теперь
надеяться не на что... Они
(генералы) обманывают сами себя...»
(Хассель. Мемуары, с. 198-199). - Прим. авт.
Просто непостижимо, но факт, что
кремлевские лидеры
несмотря на репутацию людей подозрительных,
хитрых и
практичных, несмотря на очевидность
нависшей над Россией угрозы, несмотря на все предупреждения об этой угрозе.
до самого последнего момента не
осознавали, что им нане-
сут удар, причем удар такой силы,
который едва не разрушит
их государство.
Прекрасным летним вечером 21 июня
1941 года, в 9 ча-
сов 30 минут, за девять часов до
запланированного немец-
кого нападения, Молотов принял в
своем кабинете в Кремле
германского посла и вручил ему,
по выражению Черчилля,
свою «последнюю глупость». Упомянув
о новых нарушениях
границы немецкими самолетами, на
что он дал указание
советскому послу в Берлине обратить
внимание Риббентро-
па, Молотов перешел к другому вопросу,
о чем Шуленбург
в тот же вечер сообщил срочной телеграммой
в Берлин.
«Имеется ряд признаков,
— говорил Молотое послу, — что
германское правительство недовольно
Советским правитель-
ством. Даже ходят слухи, что
нависает угроза войны между
Германией и Советским Союзом...
Советское правительство
оказалось не в состоянии понять
причины недовольства прави-
тельства Германии... Он был бы
признателен, если бы я мог
ему сказать, что привело к нынешнему
состоянию германо-
советских отношении.
Я возразил, что не смогу ответить
на его вопросы, по
скольку не располагаю соответствующей
информацией».
Вскоре он получит эту информацию,
ибо уже в то время
из Берлина в Москву для него передавалось
по радио длиннцое зашифрованное указание от Риббентопа, датированное
21 июня 1941 года, с пометкой «совершенно
срочно, госу
дарственная тайна, послу личноо:
«С получением этой телеграммы
все материалы по шифро -
ванию должны быть уничтожены.
Рацию необходимо вывести
из строя.
Пожалуйста, немедленно информируйте
господина Моло
това, что вам необходимо сделать
ему срочное сообщение..
Затем, пожалуйста, сделайте ему
следующее заявление...»
Это было уже знакомое заявление,
полное всякого рода
затасканных измышлений и лжи, в
составлении которых
Гитлер и Риббентроп набили руку
и к которым они прибе-
гали каждый раз, чтобы оправдать
очередной акт неспрово-
цированной агрессии. Однако данное
заявление— такое, во
всяком случае, создалось впечатление
у автора этих строк
при повторном его прочтении - превосходило
все предыду-
щие по абсолютному бесстыдству и
лживости. В то время
как Германия неукоснительно соблюдала
условия нацистс-
ко-советского пакта, говорилось
в заявлении, Россия нео-
днократно нарушала их. СССР осуществлял
«подрывную
деятельность, терроризм и шпионаж»
против Германии; он
«боролся против усилий Германии
установить стабильный
порядок в Европе». Он вступил в
сговор с Англией, чтобы
осуществить «нападение на германские
войска в Румынии и
Болгарии». Сосредоточивая «все наличные
русские силы па
протяженном фронте от Балтики до
Черного моря», он «уг-
рожал» рейху. Далее в заявлении
говорилось:
Донесения, полученные за последние
несколько дней, исклю-
чают любые сомнения относительно
агрессивного характера
такого сосредоточения русских
войск... Кроме того, имеются
донесения из Англии о переговорах
посла Криппса по более
тесному политическому и военному
сотрудничеству межд\
Англией и Советским Союзом.
Резюмируя вышесказанное, правительство
рейха в связи с
этим заявляет, что Советское
правительство вопреки приня-
тым им обязательствам:
1) не только продолжало, но и
усилило свои попытки по-
дорвать Германию и Европу:
2) проводило все более и более
антигерманскую внешнюю
политику;
3) сосредоточило все свои силы
в готовности на границе с
Германией. Тем самым Советское
правительство разорвало
свои договоры с Германией и собирается
напасть на нее с
тыла. В связи с этим фюрер приказал
германским вооружен-
ным силам противодействовать
fmou угрозе всеми имеющими-
ся s их распоряжении средствами.
«Пожалуйста, не вступайте ни в какое
обсуждение этого
сообщениям, - предупреждал Риббентроп
своего посла в
конце телеграммы. Что мог сказать
потрясенный и разоча-
рованный Шуленбург, посвятивший
лучшие годы своей
жизни налаживанию германо-русских
отношений и твердо
знавший, что нападение на Советский
Союз ничем не спро-
воцировано и нс имеет оправдания?
Вернувшись в Кремль
перед самым рассветом, он ограничился
прочтением немец-
кого заявления. Молотов, потрясенный,
молча выслушал
посла до конца и затем сказал: «Это
война. Считаете ли вы,
что мы это заслужили?»*
* Так закончилась карьера посла, дипломата старой
школы. Возвратившись в Германию, он вынужден был подать в отставку, а затем
присоединился к оппозиции, возглавляемой Боком, Герделером, Хасселем и
другими. Одно время его кандидатура даже намечалась на пост министра иностранных
дел. Как утверждает Хассель, в 1943 году Шуленбург был готов пересечь линию
русско-германского фронта, чтобы договориться со Сталиным о заключении
мира с антинацистским правительством Германии. После июльского заговора
1944 года против Гитлера Шуленбург был арестован, заключен в тюрьму и 10
ноября казнен гестапо. - Прим. авт.
В тот же предрассветный час
аналогичная сцена проис-
ходила на Вильгельмштрассе в Берлине.
Всю вторую поло-
вину дня 21 июня советский посол
Владимир Деканозов
звонил по телефону в министерство
иностранных дел, доби-
ваясь приема у Риббентропа, чтобы
вручить ему протест по
поводу продолжающихся нарушений
границы немецкими
самолетами. Ему отвечали, что министра
иностранных дел
нет в городе. Наконец в 2 часа ночи
22 июня ему сообщили,
что Риббентроп примет его в 4 часа
утра в министерстве
иностранных дел. Там посол, являвшийся
одновременно за-
местителем комиссара по иностранным
делам, палачом и
порученцем Сталина, был, подобно
Молотову в Москве,
просто сражен услышанным. Доктор
Шмидт, присутствовав-
ший при этом, описывает эту сцену
следующим образом:
« Я никогда не видел Риббентропа
столь возбужденным, как
за пять минут до прибытия Деканозова.
Он нервно ходил туда
и обратно по своему кабинету,
подобно загнанному в клетку
зверю...
Деканозова ввели в кабинет, и
он, вероятно ни о чем не
догадываясь, некстати протянул
Риббентропу руку. Мы сели
и... Деканозов по поручению своего
правительства начал изла-
гать конкретные вопросы, требовавшие
разъяснения. Однако
едва он заговорил, как Риббентроп
с окаменевшим лицом пре-
рвал его: «Теперь это неважно...»
После этого надменный нацистский
министр иностран-
ных дел объяснил, какой вопрос теперь
самый важный,
вручил послу копию меморандума,
который Шуленбург в
это время зачитывал в Москве Молотову,
и сообщил, что в
данный момент немецкие войска предпринимают
«военные
контрмеры» на советской границе.
Ошеломленный советс-
кий посол, по словам Шмидта, «быстро
взял себя в руки и
выразил глубокое сожаление» по поводу
такого оборота со-
бытий, за что он возложил всю вину
на Германию. Затем «он
встал, небрежно поклонился и покинул
комнату, не подав
руки».
Нацистско-советский медовый месяц
закончился. 22 июня
1941 года в 3 часа 30 минут утра,
за полчаса до завершения
дипломатических формальностей в
Кремле и на Вильгельм-
штрассе, грохот нацистских орудий
по фронту, протянувше-
муся на сотни миль, развеял иллюзии
Москвы относительно
дружбы с нацистской Германией.
Этой канонаде предшествовала еще
одна дипломатичес-
кая прелюдия. Днем 21 июня Гитлер
сел за свой рабочий
стол в новой подземной ставке Вольфшанце,
расположен-
ной в Восточной Пруссии, в мрачном
лесу возле Растенбур-
га, и продиктовал длинное письмо
Муссолини. Как и при
подготовке всех других агрессий,
он не доверял другу и
основному союзнику до такой степени,
чтобы посвящать в
свои секреты, и ставил в известность
о них лишь в самый
последний момент. Теперь пришла
пора это сделать. Пись-
мо представляет собой наиболее яркое
свидетельство при-
чин, побудивших его пойти на этот
роковой шаг, который
так долго оставался не совсем понятным
для внешнего мира
и который привел к гибели как самого
фюрера, так и воз-
главляемый им третий рейх. Разумеется,
его письмо, как
обычно, изобилует ложью и увертками,
которые он пытается
навязать даже своим друзьям. Однако
за этими увертками и
ложью просматриваются подлинные
причины и его личная
пусть ошибочная, оценка внешнеполитической
обстановки
в мире в начале лета 1941 года,
второго военного лета.
Дуче!
Я пишу Вам это письмо в тот момент,
когда месяцы
тревожных размышлении и постоянного
нервного ожидания
завершаются принятием мною самого
трудного за всю мою
жизнь решения.
Обстановка: Англия эту воину проиграла.
Подобно утопа-
ющему, она хватается за любую
соломинку. Тем не менее
некоторые из ее надежд не лишены
определенных оснований...
Разгром Франции... заставил английских
поджигателей войны
обратить свои взгляды туда, откуда
они пытались начать
войну: к Советскому Союзу.
Обе страны - Советская Россия
и Англия - в равной сте-
пени заинтересованы в Европе...
обессиленной длительной ван-
ной. За этими двумя странами
стоят Соединенные штаты
Америки, подстрекающие их...
Далее Гитлер объясняет, что при наличии
крупных со-
ветских военных сил в его тылу он
никогда не сможет
собрать необходимые силы, в частности
в воздухе, чтобы
осуществить массированное, с применением
всех средств,
наступление на Англию и поставить
се на колени.
В сомом деле, все наличные силы
русских находятся у нашей
границы... Если обстоятельства
заставят меня развернуть
немецкие военно-воздушные силы
против Англии, то существу-
ет опасность, что Россия в таком
случае прибегнет к стра-
тегии шантажа и я буду вынужден
молча уступить из-за ее
превосходства в воздухе... Англия
еще меньше будет готова к
заключению мира, ибо тогда появится
возможность связать
свои надежды с русским партнером.
Эти надежды, салю собой
разумеется, будут усиливаться
по мере наращивания готовно-
сти русских вооруженных сил.
А за всем этим стоят масси-
рованные поставки военных материалов
из Америки, которые
они надеются получить в 1942
году...
Поэтому после долгих и мучительных
раздумий я наконец
принял решение разрубить узел,
пока он не затянулся. ...Мои
взгляды в настоящее время заключаются
в следующем:
I) Франции, как всегда, доверять
нельзя.
2) Северная Африка, насколько
это касается ваших коло-
ний, дуче, до осени, вероятно,
будет вне опасности.
3) Испания проявляет нерешительность
и, боюсь, примет
чью-либо сторону только тогда,
когда станет очевиден исход
войны...
5) Нападение на Египет до осени
исключается...
6) Вступит или не вступит Америка
в воину — безразлично,
поскольку она поддерживает нашего
противника всеми 'сила-
ми, какие в состоянии мобилизовать.
7) Обстановка в самой Англии плохая;
снабжение продо-
вольствием и сырьем все более
затрудняется. Настроение про-
должать войну сохраняется главным
образом лишь в мечтах.
Эти мечты основаны на двух предпосылках:
Россия и Америки.
У нас нет никаких шансов устранить
Америку, но в нашей
власти устранить Россию. Устранение
России явится одно-
временно огромным облегчением
для Японии в Восточной Азии,
что создаст куда более серьезную
угрозу американской дея-
тельности посредством японского
вмешательства.
Учитывая эти обстоятельства, я
решил положить конец
лицемерным действиям Кремля.
Германии, писал Гитлер, не потребуются
какие-либо
итальянские войска в России (он
не собирался делиться
славой завоевателя России в большей
степени, чем славой
победителя Франции). Однако Италия,
развивал он свою
мысль, могла бы «оказать решающую
помощь» посредством
усилия своих войск в Северной Африке
и готовности «всту-
пить во Францию, если французы нарушат
условия догово-
ра». Это была хорошая приманка для
жадного до чужих
земель дуче.
Что касается воздушной войны против
Англии, то мы пока
будем находиться в обороне...
Что касается войны на Востоке,
дуче, то она наверняка
будет трудной, но я ни на минуту
не сомневаюсь в огромном
успехе. Я прежде всего надеюсь,
что мы сможем получить
общую базу продовольственного
снабжения на Украине, кото-
рая обеспечит нас такими дополнительными
поставками, ка-
кие нам могут понадобиться в
будущем.
Затем последовали извинения за то,
что он держал своего
партнера в неведении до последнего
момента,
И если я медлил до настоящего
момента, дуче, с отправкой
этой информации, то это потому,
что окончательное решение
не будет принято до семи часов
вечера сегодня.
Что бы ни случилось, дуче, наше
положение не может
ухудшиться в результате этого
шага, оно может только
улучшиться... Если же Англия
тем не менее не извлечет для
себя уроков из происходящего,
тогда мы сможем, укрепив
наш тыл и собрав все силы, расправиться
с нашим против-
ником.
В конце письма Гитлер сообщает
об огромном облегче-
нии, которое он испытал после
принятия окончательного
решения.
...Позвольте мне, дуче, высказать
еще одну вещь. С тех.
пор как я принял это трудное
решение, я вновь чувствую себя
морально свободным. Партнерство
с Советским Союзом, не-
смотря на искренность наших желаний
прийти к оконча-
тельному примирению, оказалось
для меня тем не менее не-
стерпимым, ибо так или иначе
оно неприемлемо для меня
из-за моего происхождения, моих
концепций и моих прошлых
обязательств. И теперь я счастлив,
избавившись от :>тих
душевных мук.
С сердечным и дружеским приветом
Ваш
Адольф Гитлер
В три часа утра 22 июня, всего за
полчаса до немецкого
нападении, посол фон Бисмарк разбудил
в Риме Чиано,
чтобы вручить ему длинное послание,
содержание которого
итальянский министр иностранных
дел затем передал по
телефону Муссолини, отдыхавшему
в своей летней неофи-
циальной резиденции в Риччионе.
Не впервые дуче подни-
мали с постели среди ночи донесениями
от партнера по оси,
и он начал возмущаться. «Ночью я
не тревожу даже моих
слуг. — раздраженно говорил он Чиано,
— а немцы заставля-
ют меня вскакивать с постели в любой
час, совершенно не
считаясь ни с чем». Тем нс менее
как только он протер
глаза, то сразу же отдал приказ
о немедленном объявлении
войны Советскому Союзу. Теперь он
окончательно стал за-
ложником немцев. Он сознавал это,
и это его возмущало. «Я
надеюсь только на одно,- говорил
он Чиано, - что в этой
войне на Востоке немцы потеряют
много перьев». И все же
он понимал, что его собственное
будущее полностью зави-
сит от немецкого оружия. Он был
уверен, что немцы побе-
дят в России, но надеялся, что там,
по меньшей мере, им
пустят кровь из носа. Не мог он
предвидеть, как никто на
Западе, что немцам придется гораздо
хуже. Воскресным утром
22 июня, в день, когда Наполеон
в 1812 году отдал приказ
о нашествии на Россию, а ровно через
год страна Наполеона
капитулировала в Компьене, танковые,
механизированные,
до сего времени непобедимые армии
Адольфа Гитлера, пре-
одолев Неман и другие реки, быстро
углубляясь, потоком
хлынули в Россию. Для Красной Армии,
несмотря на все
предостережения, как писал Гальдер
в первый день, «на-
ступление... явилось... на всем
фронте полной тактической
неожиданностью»*.
* В дневником записи за первый день войны у
Гальдсра имеется
любопытное замечание. Упомянув,
что в полдень русские радиостанции вновь вышли в эфир, он пишет: «Они (русские)
обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам
политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут
оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел».
Неужели Сталин спустя девять часов лосле нападения верил, что сумеет каким-то
образом добиться его отмены?- Прим. авт.
В первые дни все мосты были захвачены
исправными.
фактически, говорит Гальдер, почти
повсеместно вдоль гра-
ницы русские не были даже развернуты
для боевых действий
и их смяли прежде, чем они успели
организовать оборону.
Сотни советских самолетов были уничтожены
прямо на аэро-
дромах**. В течение нескольких дней
были захвачены десят-
ки тысяч пленных; в окружение попадали
целые армии. Все
выглядело так же, как в польском
походе.
** Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба
4-й армии, впо-
следствии вспоминал, что вскоре
после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась на свои объекты,
экспресс Берлин-Москва прошел через немецкие рубежи на Буге и через реку
и Брест-Литовск без задержки, Это показалось ему чрезвычайно странным.
Почти столь же странным показалось
ему, что русская артиллерии не отвечала даже тогда, когда началось вторжение.
«Русские,- писал он позднее, — были полностью застигнуты врасплох на нашем
фронте». На рассвете немецкие связисты перехватили рзднопереговоры Красной
Армии: «Нас обстреливают. Что делать?». Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего
штаба: «Вы что, с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?»
- Прим. авт.
«...Не будет преувеличением сказать,-
записал обычно
осторожный Гальдер в своем дневнике
3 июля, ознакомив-
шись с последними сводками генерального
штаба, - что
кампания против России выиграна
в течение 14 дней...- и
добавил: - Огромная протяженность
территории и упорное
сопротивление противника... будут
сковывать наши силы
еще в течение многих недель».