[<<<Назад]

Серьезным добавлением к трудностям действий подводных лодок стало возросшее число боевых кораблей и самолетов, сопровождающих караваны транспортов. Это стало для англичан возможным потому, что реальная угроза вторжения немцев на Британские острова была снята. Дополнительные самолёты значительно усилили воздушное прикрытие конвоев около прибрежной линии. Чтобы избежать воздействия английских ВВС, Дёниц приказал подводным патрульным лодкам идти дальше на запад, в Атлантику. При использовании на дежурстве всего от четырёх до шести лодок в разное время 
и с широким рассредоточением, становилось всё более и более трудным находить конвои в океане. В течение декабря удалось обнаружить только один конвой.

Тягостная статистика отражала нараставшие трудности и проблемы Дёница. В октябре лодки потопили рекордное количество кораблей  - 61 с общим тоннажем и 344 513 т. В ноябре зти цифры снизились до 34 кораблей и 173 995 тонн, а в декабре 39 кораблей и 219 501 тонны. К Рождеству 1940 года только одна лодка осталась в Северной Атлантике. Эйфория золотого лета и осени, "счастливого времени", улетучилась. После патрулирования в течение шести недель, многие лодки возвратились в базу с малыми 
остатками топлива, но с нетронутым боекомплектом торпед, так как не провели ни одной атаки. Их команды   промокшие, замёрзшие и уставшие, но в основном скучающие и разочарованные неделями безрезультатного плавания имели много времени как-то скрасить унылые реальности жизни внутри их уязвимо маленького мира.
 

Погрузка запасов на немецкую подводную лодку.

От начала и до конца подводная лодка типа "VII" создавалась, чтобы быть оружием   быстроходным, маневренным носителем торпед. Мало думали о комфорте для более чем 40 мужчин, которым предстояло жить и нести боевые вахты от двух недель до двух месяцев в стальной трубе длиной в 67 метров и наибольшим диаметром 6 метров. Когда лодка уходила в море, каждое ее свободное место и даже уголок набивались драгоценной едой. Огромное количество конченой ветчины и сосисок свисало с трубопроводов. Спальные гамаки, переполненные буханками хлеба, обеденные столы, забитые мешками с картошкой,   представлялись обычной картиной быта подводников. Нередко один из двух крошечных туалетов использовался как кладовка для продуктов до тех пор, пока они не будут съедены в первую очередь.

Уединённости не существовало; даже каюта командира могла быть отгорожена от остальной части лодки только занавеской. Спальные принадлежности использовались но 
очереди как у рядового состава, так и у офицеров. Члены экипажа возвращались после четырёхчасовой вахты и просто валились спать, не снимая одежду, в гамаки и койки, 
освобождённые матросами, которые сменяли их, или на матрасы, разложенные на плитах нижней палубы. При непрерывном мерцании электрического освещения, день и ночь сливались в одно целое.

На такой ограниченной площади не могло быть и речи о физических упражнениях. Возможность дышать свежим воздухом была проблемой для тех подводников, которые 
не несли вахту наблюдения при плавании в надводном положении; двум-трём членам экипажа временами разрешалось ненадолго подняться на палубу, когда позволяли 
оперативные условия и погода. Людям иногда дозволялось курить в боевой рубке или на мостике в дневное время (ночью никогда, поскольку огонек сигареты мог выдать расположение лодки). Курение внутри корабля запрещалось, потому что в процессе зарядки аккумуляторных батарей выделялись газы, способные образовать взрывоопасную смесь.
 

Внутреннее пространство немецкой подводной лодки, загромождённое продуктами и утварью.

Две незабываемые черты жизни на подводной лодке описал один участник войны: "отвратительный воздух и повсеместная сырость". Влажность была невыносимой. На лодках не было ни кондиционеров, ни обогревателей. Влага конденсировалась на стальной обшивке корпуса и сбегала ручейками на днище. Липкая одежда никогда не просыхала. Продукты портились; когда "буханки белого хлеба покрывались плесенью, матросы называли их "белыми кроликами", поднимали за "уши" и выскабливали ещё съедобную часть.

Тяжелый воздух представлял собой смесь испарений ид разных источников: от днища, от дизельного топлива двигателей, от немытых тел (чистая вода предназначалась только для питья и приготовления пищи - люди использовали морскую воду для умывания), от "колибри", то есть от одеколона, которым члены экипажа удаляли затвердевший слой морской соли с лиц при возвращении с наблюдательной вахты. И несмотря на воздушные очистители, от чего бы то ни было, что даёт запахи, выходящие из-за двери туалета от 
перетерпевшего человека. Пользование туалетом требовало соблюдения определенных правил и осторожного обращения с его оборудованием. Из-за внешнего давления воды, туалет можно было смыть только тогда, когда лодка находилась на глубине не более 24 метров. Клапаны приходилось открывать и закрывать в определённом порядке прежде, чем начнётся его промывка. И горе было тому матросу, который нарушит эту последовательность.

Другим постоянным условием жизни на подводной лодке был шум: работа дизелей, компрессоров, вращение гребных винтов   бесконечное движение. С каждой большой волной лодка, находящаяся на поверхности, испытывала бортовую и килевую качки, вихлялась, барахталась и содрогалась. В тяжёлых штормовых водах лодки кренились
под углом 50-60°, выбрасывая спящих людей из коек с болезненным приземлением на днище. Даже когда лодка находилась в погруженном положении, она не останавливалась в движении, потому что малейшее смещение веса хотя бы одного человека, переходящего в носовую часть корабля или на корму, могло нарушить равновесие и заставить лодку неустойчиво балансировать.

Когда лодка шла в надводном положении, риск, что моряка может смыть за борт, был постоянным. По крайней мере, в тридцати случаях во время войны члены экипажа оказывались смытыми с палубы. Крайний случай произошел в Бискайском заливе 23 октября 1941 года, когда высоко поднявшаяся волна смыла всех четверых вахтенных офицеров с мостика лодки "U-106".

Другой постоянной опасностью была возможность того, что лодку могут заметить самолёты противника. Но фактор, который влиял больше всего   это "невроз жестянки", возрастающий страх, который охватывал подводников по мере того, как они выдерживали до конца нападение на их погруженный корабль с помощью глубинных бомб. Герберт Вернер, командир подводной лодки, описывал это ощущение. "Сначала,   писал он, - приходят острые металлические удары импульсов гидролокаторов, которые посылают эсминцы, чтобы зафиксировать нас   подобно молотку, ударяющему по вилке. Затем следуют взрывы первых глубинных бомб. После каждой бомбы раскатывается шум, корпус стонет, плиты пола подпрыгивают, дерево трескается, бьётся стекло, банки с продовольствием летают но лодке. Затем продолжаются несколько зловещих и долгих секунд темноты, до тех пор, пока аварийное освещение не зажжётся вновь".

Нападение могло продолжаться весь день. Сотни глубинных бомб могли быть сброшены, и каждая отзывалась в душах членов экипажа. Для подсчета сброшенных бомб на одной из лодок использовали косточки чернослива, которые выкладывали дорожкой. "Мы сидели у наших станций, кусая губы и сдерживая дыхание,   писал Вернер. Некоторые лежали на днище, уставившись вверх. Другие сидели, отрешенно вглядываясь во что-то воображаемое. 
Ни разговора, ни кашля". Если воздух в погружённой лодке становился слишком тяжелым, так как проходило несколько часов, каждому выдавали резиновую камеру для дыхания. Она содержала патрон с углекислым калием для фильтрации углекислоты.

В конце концов, вражеские суда прекращали атаку. "Один за другим они встряхивали наш гроб,   вспоминал Вернер,   каждый, бросавший заключительную глубинную бомбу, подобно хризантеме, на нашу могилу". Подводная лодка, если ее корпус выдерживал удары глубинных бомб, снова всплывала на поверхность. "Мы вдыхали свежий воздух с благодарностью, хотя неожиданное его изобилие почти приводило нас на какое-то время в бессознательное состояние. Вентиляторы подавали его во внутрь лодки. Для нас на мостике солнце никогда не было таким ярким, а небо таким голубым".

Однако никакие опасности и неудобства не имели какого-либо значения, если патрулирование было успешным. Лодка плавно входила в родную гавань с гордо развевающимися победными вымпелами за каждое потопленное вражеское судно. На причалах, выстроившись » шеренги, их приветствовали другие экипажи, оркестр, хорошенькие медсестры из соседнего военного госпиталя, вручавшие букеты цветов, бутылки шампанского и дарившие подводникам горячие поцелуи. Иногда появлялся сам Дёниц, главнокомандующий подводными лодками, которого нежно называли "дядя Карл" или "Ден", и награждал отличившихся медалями или просто по-дружески беседовал с каждым членом экинажа. Вид возвратившихся героев никогда не ускользал от  него. "Когда я видел их,    писал он позднее,   изнурённых, переутомлённых, их  бледные лица с бородами и их кожанки, про пахшие маслом, между нами устанавливалась ощутимая связь".
 

Немецкие подводники после похода.

 Лучше всего для людей был отпуск на  берегу, который продолжался несколько недель до того, как им снова приходилось выходить в море на патрулирование. Некоторые садились в специальный поезд и отправ ились домой, в Германию. Другие использовали преимущество новых мест отдыха в Карнаке, Квибероне, Ла Бауле, прозванных пастбищами подводной лодки". Там они могли плавать, ездить верхом на лошадях,  отдыхать и охотиться за хорошенькими француженками. Так как они получали дополнительное жалованье, которое почти вдвое пре вышало их обычную зарплату, то могли по зволить себе прекрасную французскую кух ню, вина и одежду. Даже те моряки, которым  приходилось оставаться на лодках, в свобод ные от служебных обязанностей часы нахо дили па берегу множество ночных клубов и  публичных домов, чтобы развлечься. У под водников были свои любимые бары. Один  из них славился очаровательной барменшей по имени Франциска, которая всегда приветствовала членов экипажа так:

"Добрый день, месье! Вы вернулись с Атлантики? Томми нихт бум-бум? — Англичане не достали вас?".
 

"Подводная лодка достигнет большего, — писал Дёниц Редеру 14 декабря 1940 года, если вместо того, чтобы вынужденно бродить кругами в течение недель, ожидая, что какая-нибудь жертва сама попадёт ей в руки, направится к цели, которую предварительно обнаружит воздушная разведка. Каждая служба имеет свои средства разведки, за исключением подводной лодки".

Почти два года Дёниц фактически действовал без какой-либо поддержки с воздуха. Теперь в обычном для него осмысленном стиле он сделал еще один шаг к морской авиации. Редер, которого не нужно было долго убеждать, отправил его прошение генералу Альфреду Йодлю, начальнику штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта. Йодль сумел допиться одобрительного понимания фюрера и 7 января 1941 года, в то время как главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг находился на охоте, Гитлер, но ироничному выражению Деница, "вломился в рейхсмаршальский заповедник ВВС". Фюрер но предложению Дёница разместил "Группу 40", часть "кондоров", на базе в Бордо. Воздушные разведчики представляли собой военную версию гражданского самолёта "Фокке-Вульф-200".

Вернувшись с охоты домой, Геринг, который еще в довоенные годы руководствовался постулатом   "все, что летает, принадлежит мне", был в бешенстве от появления авиационной части иод командованием флотского человека. Месяц спустя, когда штаб-квартира Геринга, роскошно оборудованная в поезде, оказалась около командного пункта Дёница в Керневеле, рейхсмаршал пригласил адмирала посетить его. Впервые эти два человека встретились. Геринг попытался уговорить Дёница, чтобы тот помог убедить Гитлера отменить приказ. Дёниц отверг это и отказался от приглашения остаться на 
обед. "Мы расстались,   вспоминал Дёниц,   плохими друзьями".
 

Надежда Дёница, что разведывательные самолёты помогут его подводным лодкам находить цели, оказалась иллюзорной. Только два самолёта в день, вместо обещанных двенадцати, были пригодны для вылетов. Хотя "кондоры" были оборудованы дополнительными топливными баками, которые позволяли им летать от Бордо до главной операционной зоны подводных лодок к западу и северо-западу от Северного канала, самолетам не хватало возможности оставаться там достаточно долго. Если даже случалось обнаружить конвой, то самолеты не могли продолжать наблюдение за ним до прибытия подводных лодок. Ограниченный запас горючего не позволял им и возвращаться на базу во Францию. Вместо этого они должны были садиться на аэродромы западного побережья Норвегии - довольно сложная проблема, поскольку там постоянно были туманы.

Другой важной проблемой являлись неточные навигационные сообщения "кондоров", которые иногда отличались от действительных до ста миль. Порой, после того как "кондоры" передавали якобы определенные координаты месторасположения конвоя, посланная туда "волчья стая" находила пустынный океан. Хотя ежедневная воздушная разведка предоставляла полезную общую картину перевозок западных держав, Дёницу пришлось больше полагаться на свои лодки в поисках целей в Северной Атлантике.

Несмотря на трудности с разведкой, высшее морское командование оставалось настроенным оптимистично. К февралю 1941 года английские корабли топились на внушительном уровне в полмиллиона тонн в месяц, в три раза больше, чем американские и английские судостроительные заводы могли за это время построить. Немецкие стратеги подсчитали, что если объединить подводные лодки, самолёты, надводные корабли и мины, то совокупный тоннаж потерянных кораблей противника может достигнуть 750 000 тонн ежемесячно, что вынудит англичан выйти из войны в течение года. Эта цифра, 
полагали они, вполне достижима, если только люфтваффе, как ожидалось, будут уничтожать транспорты общим водоизмещением 300 000 тонн ежемесячно. Грузовые перевозки по жизненно важным для англичан путям снабжения пришлось сократить до той поры, пока объединенная англо-американская судостроительная программа не стала обеспечивать постройку судов общим водоизмещением 500 000 тонн в месяц, что союзникам удавалось достичь лишь к 1942 году.

В марте германский подводный флот пострадал от серьёзного удара: пять подводных лодок с экипажами потерялись в море, включая и трех лучших командиров Дёница. Первым, кто отправился в роковой патруль, был Гюнтер Прин, покинувший Лорьян на своей "U-47" 19 февраля. 
Отто Кречмер пожелал старому другу удачи: "Построй конвои в удобную линию для 
меня!"   приставал он. "Оставь "папаше" разнюхать что-нибудь,   ответил Прин. 
У меня есть предчувствие по этой поездке. У меня чувство, что это будет чем-то большим для всех нас".

Через три дня военный оркестр играл "марш Кречмера" на проводах лодки Кречмера, покидавшего Лорьян на "U-99", а на следующий день Иоахим Шепке последовал за ними на своей "U-100".

6 марта Прин обнаружил в нескольких сотнях миль к югу от Исландии идущий с запада большой конвой с сильным эскортом. Около полуночи следующего дня он всплыл на поверхность под прикрытием сильного ливня, чтобы приблизиться к конвою. Неожиданно дождь прекратился и "U-47" оказалась на виду перед английским эсминцем "Волверайн",
который тут же атаковал ее. Прин быстро погрузился. В течение более пяти часов он использовал любую хитрость чтобы измотать эсминец, изменяя глубину, курс, скорость, оставаясь долгое время в неподвижном положении. 
Наконец, поврежденная глубинными бомбами "U-47" стала медленно продвигаться на глубине около 50 футов, выпуская за собой хвост обличающих ее пузырьков воздуха. "Волверайн" сбросил очередную партию из десяти глубинных бомб по дорожке пузырьков. В 5.43 утра огромный подводный взрыв взломал поверхность океана. Оранжевый свет несколько мгновений сверкал внизу и бесследно растворился в пучине океана.

Спустя восемь дней, 16 марта,подводная лодка "U-100" под командованием Шепке
 преследовала другой конвои недалеко от Исландии, когда глубинные бомбы повредили 
её корпус, вынудив всплыть на поверхность. "U 100" стала первой подводной лодкой, выявленной ночью на поверхности воды корабельным радаром. Эсминец "Веинок" определил месопооложение лодки и атаковал ее на полной скорости. Oстрый нос "Вейнока" врезалса в боевую рубку. Шепке, засьтгнутый на мостике, был выброшен и море и утонул. Его лодка ушла на дно со всем экипажем, за исключением пятерых подводников

Днем раньше Кречмер на своей "U-99" атаковал тот же самый конвой. После того как были израсходованы все торпеды, он под покровом темноты, оставаясь в надводном положении, направился в базу И тут вахтенный офицер допустил серьезную ошибку Думая, что "U-99" замечена английским эсминцем "Уолкером", он приказал срочно погружаться, чтобы спастись, вместо того, чтобы двигаться на полной скорости на поверхности. 
Оказавшаяся под водой лодка была запеленгована гидролокатором эсминца. 
В течение нескольких минут глубинные бомбы повредили двигатель и гребные винты лодки На предельной глубине в 720 футов ее корпус стал деформироваться. Единственным выбором Кречмера было быстрое поднятие лодки на поверхность. Затем, по мере того как "U-99" беспомощно кренилась в рябь Северной Атлантики, командир спокойно выкурил сигарету, до конца наблюдая за ее затоплением Он и вся его команда прьгнули в ледяную воду, откуда их быстро подняли и взяли в плен... 

[<<<Назад] [Далее >>>]